Сергей Черняховский - Политики, предатели, пророки. Новейшая история России в портретах (1985-2012)

Сейчас, спустя тридцать лет после начала «перестройки» отношение к ней не стало лучше. По данным Левада-центра [2] http://www.levada.ru/press/2011012601.html Горбачев сегодня получает «в целом положительных оценок» лишь 14 % — здесь даже не удалось выделить группу «очень положительных» — таких нет. В 2002 году, начиная с которого представлены данные — у него было 13 % положительных оценок. Положительная динамика отсутствует.

И отрицательные оценки превышают положительные уже почти втрое — 38 % — против 14 %. Нейтральных оценок 41 % против 39 % в 2002 году. И тоже 7 % тех, кто не знает, какими словами охарактеризовать свое отношение к нему — в 2002 году их было 2 %.

Только в такой ситуации нейтральное — это «не негативное». Нейтральное это презрительно-брезгливое. Полагающее сам объект оценки — не достойным твоего внимания. Оценочный бойкот.

И вот данные Левада-центра об отношении к самой его деятельности, к тому, что в исторической перспективе принесла их эпоха.

Положительные оценки набирают здесь 18 %. Отрицательные — 60. Причем если до 2005–2006 гг. первые подрастали, а вторые немного сокращались — то последнее пятилетие опять стали сокращаться первые и расти вторые.

В 2002 году положительные оценки составляли 19 % и к декабрю 2005 подросли до 23 %, и затем на сегодня упали до 18 %. Отрицательные в том же 2002 году составляли 66 %, к 2006 году сократились до 56 % и на сегодня вновь выросли до названных 60 %.

И объяснить это несложно. Потому что та жизнь, дорогу которой проложила «перестройка» — оказалась хуже, чем то, что было ею сломано.

А сломал — он. Горби. Потому что никогда не умел созидать — умел интриговать, предавать. Разрушать.

На общие реальные проблемы развития накладывался уже не просто субъективный (все эти моменты были рождены субъективным фактором) — а личный фактор — личная стилистика Горбачева.

Показателен, в частности, им же приводимый рассказ о его действиях в канун ратификации Беловежских соглашений. По его словам, он сделал все, чтобы не допустить ни распада страны, ни ратификации этих соглашений. Он, по его же словам, «даже» написал личное письмо каждому депутату каждого Верховного Совета каждой союзной республики, призывая не голосовать за ратификацию.

Горбачев говорит об этом, как о неком чуть ли не мужественном поступке — не понимая, что сам этот поступок может свидетельствовать лишь о его политической профнепригодности, непонимания природы политики и просто элементарной глупости. Потому что получение такого письма могло только стимулировать колеблющихся голосовать за ратификацию Беловежья. Поскольку с неизбежностью воспринималось не как довод, обращенный к разуму — а как свидетельство бессилия, свидетельство неспособности и неготовности доказать, что в стране существует власть и сила, способная принудить к исполнению закона и сохранить страну.

То есть одно это письмо демонстрировало, что союзная власть не может ни через посредничество между республиками решить вопрос сохранения Союзного государства, ни управлять экономическими и политическими процессами в нем, ни силой принудить к его сохранению.

Технология разрушения страны, в конечном счете, заключалась именно в субъективных и стилистических моментах существовавшего правления и проводимой политики, провоцировавшей центробежные тенденции и сепаратистские тренды.

Был обессмыслен и уничтожен смысловой ответ на то, зачем столь разнообразным народам нужно жить в одной стране. Уничтожен смысл этого совместного существования — причем без создания замещающего его нового. Была дискредитирована и уничтожена единственная существовавшая политическая структура гражданского общества, связывавшая воедино республики Союза. Элита была расколота и приведена в такое состояние, когда для ее республиканских компонентов разрыв с союзным центром и союзной элитой означал вопрос сохранения ее политического и статусного положения. Было остановлено исполнение государством своих основных функций.

И его сторонники (равно как и выигравшие от им совершенного), не имея доводов в его защиту, понимая, что реабилитировать его в глазах народов СССР/России невозможно, пытаются обратиться к другому арбитру — «международной общественности», которая его любит и ему рукоплещет. И заодно пытаются менять координаты его оценки: все черное и подлое, совершенное им, объявить светлым и добрым. Последнее вообще было одним из приемов «нового мышления» — менять оценки: все хорошее — назвать плохим. Все плохое — хорошим.