Валерий Соловей - Революtion!

Можно небезосновательно возразить, что в нынешней России революция сверху, наподобие горбачевской, невообразима. И это чистая правда. Но правда и то, что в 1991 г. в РСФСР произошла классическая революция самого радикального свойства.

Наконец, нынешняя Россия по запасу прочности чрезвычайно уступает канувшему в небытие СССР. Более того, современная Россия – откровенно слабая страна. И за последние пятнадцать лет, несмотря на золотой дождь нефтяных цен, она не стала сильнее. Первоклассная военная машина, разветвленный репрессивный аппарат, массированная циничная пропаганда неспособны компенсировать отсталую структуру экономики, разрушение здравоохранения и образования, драматическое снижение антропологического качества общества.

Теоретически в таком состоянии – вялотекущей деградации – можно жить годы и десятки лет. И некоторые латиноамериканские, азиатские, африканские страны так и жили. Но лишь в случае, если страна не сталкивается с внешними вызовами и/или резкой внутренней дестабилизацией. В России триггером дестабилизации стали геополитические экзерсисы 2014 г.

Конспирологическое мышление придерживается двух символов веры относительно революции. Первый: революция – это заговор. Второй: существуют особые чудодейственные технологии, позволяющие буквально на пустом месте организовать революционное возмущение.

Насчет природы заговоров и мотивов заговорщиков с давних времен создана обширная и постоянно пополняющаяся литература. Хотя приводимые версии, честно признаем, не блещут разнообразием. От розенкрейцеров, франкмасонов и мартинистов XVIII в. через большевиков века XX, питаемых не то германским Генштабом, не то банкиром Шифом, не то всемирной синагогой, до современных козней Госдепа и спецслужб при участии Сороса, Ротшильда и Рокфеллеров. В общем, сделайте мне страшно и загадочно.

Современные конспирологи предпочитают смещать фокус внимания с субъектов, с движущих сил революции на технологии революционной мобилизации. Вполне в духе нашей технологической эпохи: важно не кто, а как. Однако конспирология и в этом случае остается конспирологией. Социальные и, так сказать, технические технологии мистифицируются, гипертрофируются, им придается самодовлеющее значение.

Читатели книги прекрасно знают, какие названия закрепились за революциями 2010-х гг.: «твиттерная», «фейсбучная», «интернет-революция», что подразумевает ключевой характер технологий – Интернета и социальных медиа – в развитии и распространении революционного процесса. Подразумевается или открыто утверждается, что без «всемирной паутины» и социальных медиа революции просто-напросто не могли бы произойти, что Интернет – абсолютный ключ к пониманию экспансии подрывных идей и революционной мобилизации. (Интересно, как же это возникали и проходили революции до начала второго десятилетия XXI в.?)

Однако в данном случае мы имеем дело с распространенным заблуждением. Исследования показывают, что не существует прямой зависимости между виртуальной и уличной протестной активностью, что взаимосвязь между ними более сложна. В одних случаях возросшее количество твитов и постов предшествовало уличным волнениям. В других – медиактивность развивалась параллельно с уличными акциями, особенно возрастая в случае прямых столкновений протестующих с полицией. И, наконец, в ряде ситуаций не прослеживалось вообще никакой связи между виртуальной и уличной активностями.

Тип формирующейся связи зависит от ряда факторов, включающих историко-культурный и географический контексты, проникновение Интернета, влияние традиционных массмедиа и др. Так или иначе, виртуальная активность может использоваться как предиктор социополитических протестов лишь в ограниченном числе случаев [75].

Иными словами, революции и политические волнения сейчас, как и раньше, вполне могут происходить без Интернета. В этом смысле весьма поучителен опыт египетской революции 2011 г., прозванной «твиттер-революцией». Как я покажу дальше, она действительно начиналась благодаря «раскрутке» в социальных медиа.

Обнаружив это, египетские власти совершили, как им казалось, самоочевидные действия: в январе 2011 г. они сперва блокировали социальные медиа, а спустя два дня полностью отключили Интернет во всем Египте.

И что же? Эффект оказался прямо противоположным ожидавшемуся: блокировка не сдержала, а стимулировала массовые выступления. «Режим не догадывался, что тем самым дает мощный толчок революции. Всякий гражданин, и не слыхавший о восстании, теперь сообразил, что у режима большие проблемы. На улицу вышли гигантские массы народа – некоторые хотели выяснить, что творится» – так описывал ситуацию Ваэль Гоним, директор по маркетингу Google на Ближнем Востоке, ставший одним из организаторов «лотосовой» революции в Египте [76].