Александр Скобов - Агония

Кремлевская сивуха делает обывателя-традиционалиста соучастником преступлений Кремля. Состояние опьянения в момент совершения преступления никогда не считалось смягчающим обстоятельством. За соучастие придется отвечать. И пока клиент пьян, с ним бессмысленно вступать в диалог. Можно было пытаться отговорить его жрать сивуху до того, как он начал ее жрать. Теперь же нужны холодный душ и смирительная рубашка в виде потсдамских «четырех Д» и зон ответственности. Но когда «традиционалистское большинство» протрезвеет, с ним можно и нужно будет вступать в диалог. И убеждать не употреблять сивухи впредь. И не избирать во власть очередных торговцев сивухой. Чтобы это получилось, нужно лишь нейтрализовать фактор Кремля.

Обыватель-традиционалист еще может протрезветь и отказаться от сивухи. Его зависимость от сивухи психологическая. В отличие от правящей элиты, которая давно сама подсела на собственную сивуху. Подсела до физиологической зависимости, а это не лечится. Раскручивать маховик мракобесия ее заставляют кровные классовые интересы. Идеология рашизма — последнее оправдание сохранения ее власти и привилегий. И рашизм приходит из Кремля.

Поэтому путинскую элиту придется выкорчевывать под корень. Но путины приходят и уходят, а русский народ остается.

24 февраля 2015 г.

Генпрокуратура направила в СКР материалы для возбуждения очередного уголовного дела против Ходорковского. На этот раз в связи с его публичным выступлением. Желающие могут вступить с прокуратурой в увлекательную игру по выяснению, тождественна ли констатация несомненного факта неизбежности и необходимости революции призыву к ее совершению. Мне интереснее другое. Если режим действительно начнет возбуждать уголовные дела за его оценку как режима незаконного и преступного, он может вернуть публичному слову то значение, которое оно за последние четверть века совершенно утратило.

В советское время за любую критику существующего строя, действующего руководства или его политики полагалась уголовная статья. В этом парадоксальным образом выражалось почтение советского режима к слову, его мистическая вера в то, что слово может изменить мир. И если сажали не по каждому такому поводу, то могли ведь по каждому. Это знали все, поэтому желающих рисковать находилось мало. Зато каждый такой случай становился событием. Смелое слово действительно было делом.

Подсознательно благоговейное отношение советских людей к слову в полной мере проявилось в перестройку. Поток правды о советском государстве, которую стало можно говорить, превратил в картонную пустышку и смыл некогда грозную империю. Слово ее дескрализировало, потому что само считалось сакральным. Одновременно многие общественные деятели приобрели авторитет и вес прежде всего за счет того, что они говорили и писали.

В 90-е годы наступило разочарование в слове. Во-первых, потому, что им слишком много злоупотребляли для примитивного обмана. Во-вторых, потому, что именно в 90-е годы была выстроена забавнейшая система, в которой народ имел полную свободу говорить о власти все что хотел, а власть имела полную свободу не обращать на это никакого внимания. Потому что эти слова ни на что не повлияют. От них никто не лишится ни должности, ни доходов. Собака лает — ветер носит.

Путин эту систему усовершенствовал, тотально коррумпировав «большие СМИ». Впрочем, отчего же все валить на Путина? Они сами рады были коррумпироваться. Рады были, что нашелся хозяин. Откровенно демонстрируемая основной частью журналистского сообщества готовность продать подороже свою профессиональную свободу тоже не способствовала сохранению уважения к слову в российском обществе. И Путин мог особо не напрягаться по поводу того, что на информационной периферии оставался небольшой загончик, в котором продолжали сотрясать воздух страстными обличениями его режима.

Ситуация изменилась не от того, что свободное слово правды стало угрожать режиму, что оно вдруг обрело силу, чтобы поднять возмущенные массы на штурм твердынь власти. Просто эволюция путинского режима в направлении к классическому фашизму дошла до стадии самосакрализации. Обличение как режима в целом, так и отдельных его представителей вновь становится святотатством, нестерпимым для правящей клики и ее активно пробивающейся наверх обслуги. К этому вновь начинают относиться серьезно. И тем самым возвращают слову былую силу.