Владимир Ратников - Идеальный гражданин

Не обошлось и без традиционных вопросов, почему я не еду жить в страны, где я считаю, что хорошо живется. Этот вопрос я всегда считал глупым. Почему это я должен куда то уезжать, если я люблю свою страну, в которой мои предки жили веками? Хотя возможно, люди, которые задают такие вопросы, просто придерживаются принципа «Родина там, где мне хорошо», не совместимого, однако, с патриотизмом. К тому же зачем мне уезжать туда, где и так уже и без меня все нормально? Что мне там делать?

К счастью обошлось без вопросов «Сколько тебе платят за твою деятельность?». Судя по всему, специализирующиеся на борьбе с инакомыслием, уже давно поняли, что народ встает на путь борьбы с режимом вовсе не из-за материальной выгоды.

В скором времени мы, наконец то доехали до главного здания Следственного комитета в Техническом переулке. В здании кипела активная стройка.

– Пока, Герой, – то ли с иронией, то ли с добрым юмором попрощались со мной сотрудники, которые привезли меня. Такое обращение было следствием того, что ранее я заявил им, что считаю всех, кто ведет борьбу с этим режимом героями. Как известно герои – это люди со сломанной судьбой. Люди не почитают тех, кто тихо, мирно и с комфортом прожил свою жизнь. Большинство героев это те, кто жертвовал своей жизнью и свободой, чтобы за это войти в историю.

У здания СК меня передали Аванесяну из ГУПЭ. С ним мы и поднялись на пятый этаж в кабинет к Быстрову. Там меня уже ждали, помимо Быстрова несколько сотрудников из различных силовых структур. Необходимо было оформить ряд документов, постановление о возбуждении уголовного дела в отношении меня.

Для допроса, по закону, необходимо присутствие адвоката. Конечно в теории можно и без него, но тогда если я в дальнейшем откажусь от показаний, данных без адвоката, то результаты допроса будут признаны недопустимыми. Поэтому большинство следователей предпочитают дождаться адвоката, даже если это займет уйму времени. Мой адвокат не мог подъехать в тот день по семейным обстоятельствам, поэтому мы ждали государственного защитника.

Следователь Быстров, судя по всему, осознавал то, насколько грязную работу он выполняет. Единственный раз, когда он прямо проявил неуважение, был момент , когда я в разговоре с другим сотрудником, заявил примерно то, что я невиновен, «ЧБ» действовал в рамках закона, а мое преследование это политические репрессии. В разговор вмешался Быстров «Ну ты что хочешь сказать, что ты весь такой хороший и тебя несправедливо притесняют?» – с возмущением произнес он. «Да. Именно так» – быстро и твердо ответил я. После этого Быстров все время пытался льстить мне, «играть хорошего копа». Судя по всему, глубоко в душе его мучила совесть, он понимал, что поступает неправильно. Пока мы ждали адвоката, он предлагал мне чай и кофе, постоянно, когда стакан с кофе заканчивался, он спрашивал, не хочу ли я еще. Предлагал даже поспать на диване. Аванесян тоже решил показаться хорошим, поэтому сходил в столовую и за свои деньги купил мне поесть.

Но как были сотрудники, которых еще мучили остатки совести, так были и те, кто внушил себе, что действительно мы преступники, заслуживающие наказания. Такие сотрудники относились к нам с диким цинизмом, совесть у них давно приказала долго жить. Таким был тот молодой парень, с которым я ехал в Следственный комитет, таким был и находящийся в кабинете крупный, седой сотрудник лет 55. Именно тот, который столь активно разбрасывал вещи по моему дому, в поисках улик. Он вел себя громко и вызывающе. Когда по телевизору показывали новость о грядущей декриминализации 282 статьи, депутат от ЛДПР Шергунов, в интервью говорил вполне правильные вещи, что слова человека можно трактовать с разных позиций, из-за чего сложно понять, где есть разжигание ненависти, а где нет. Тот самый сотрудник начал возмущаться:

– Что значит сложно понять? Есть эксперты, которые точно дадут ответ!.

Его лицемерие меня поразило. Я сказал, как есть о том, что все эти эксперты делают такие субъективные выводы, которые им скажет следствие, а докопаться и найти экстремизм можно при желании вообще в чем угодно. Этот сотрудник не нашел что мне ответить, но в диалог вошел другой, сидящий в углу кабинета:

– На самом деле это не так, никто не решится дать ложную экспертизу. Все знают об уголовной ответственности, об ущербе для репутации, поэтому почти всегда эксперты проводят непредвзятое исследование – сказал он.

Этот сотрудник говорил уже не так вызывающе и уверенно. Было очевидно, что он сам в это не верит, а лишь пробует внушить себе мысль, будто делает правильное дело.