Антон Носик - Изгои

Чисто для справки по поводу детского здоровья: по данным ВОЗ за 2015 год, детская (до 5 лет) смертность в Дании составляет 3,5/1000, в России — 9,6/1000.

В заключение очерка рассказывается, что к русским в Дании относятся негативно, в автобусах транслируется русофобская пропаганда, на контакт с российскими гостями местные жители идти не хотят…

И из всех этих интереснейших наблюдений напрашивается вывод, который Газета. Ру прямо в шапку себе вынесла:

«Русским лучше жить в России, любить и ценить то, что есть».

Собственно, пока не дочитаешь до этой фразы, даже не понятно, зачем вдруг Газете. Ру понадобилось кошмарить читателя ужасами датского быта. Ведь это одна из самых закрытых стран в Европе в смысле иммиграционной политики, россияне туда практически не уезжают, а даже если кто пытается там натурализоваться через брак или другое родство — принимающая сторона обязана внести около 90 000 евро залога в обеспечение возможных социальных расходов на новоприбывшего…

Но как дочитаешь до фразы про «лучше жить в России» — сразу понятно, что это вообще не о Дании агитка, а просто тренд нынче у нас такой.

25 лет назад в Советском Союзе случился августовский путч.

Я о нем услышал утром 19 августа 1991 года, по пути из Иерусалима на работу в тель-авивскую редакцию газеты «Маарив».

И подумал: ну, вот и закончилась самая короткая оттепель в истории СССР.

Долго я теперь не увижу Москвы, и друзей моих московских в Израиль не скоро еще отпустят.

Было такое довольно твердое у меня ощущение: что любая попытка на месте СССР построить что-нибудь относительно европейское, с человеческим лицом — без цензуры, запрета на профессии, без диктата однопартийной номенклатуры, без стукачей и засилья спецслужб, без железного занавеса и политруков, без постоянного страха человека перед государством — это ненадолго. Поэтому я в свое время отсюда и уехал…

Потом путчистов за пару дней смыло потоком истории, а тот «развал страны», которого они пытались избежать, сорвав подписание нового союзного договора 20 августа, от этой их жалкой клоунады лишь ускорился. Сразу же после вывода войск из Москвы о выходе из СССР поочередно заявили союзные республики, а спустя еще 3,5 месяца оттуда вышла и Россия, так что Советский Союз окончательно перестал существовать.

Это, конечно, была большая для меня неожиданность. Человеку, родившемуся в Империи, прожившему там большую часть жизни, трудно поверить, что она закончилась безвозвратно. Даже когда я вернулся в Москву, то, как герой «Жажды жизни» Джека Лондона, продолжал еще долго прятать сухари в матрас: поселился в квартире на Речном вокзале, главным достоинством которой являлось то, что оттуда можно было в любое время суток за 15–25 минут добраться до международного «Шереметьева». У героя Джека Лондона ушло несколько недель на то, чтобы одолеть свои страхи; я переехал с Речного в Хамовники лишь через 7 лет.

Впрочем, когда (уже в 2010-е) начался проект по воссозданию этой самой Империи заново — сразу ожило в памяти предчувствие из августа 1991-го. Другой вопрос, что в 50 лет все воспринимается не так, как в 25. Тогда мне казалось, что свобода — это уехать. Сегодня мне кажется, что свобода — это не бояться. И эту свободу сотни тысяч россиян обрели именно в августе 1991-го, выйдя на улицы города, запруженного танками и бронемашинами. А интересный вопрос — много ли от той внутренней свободы осталось в нас четверть века спустя.