Армен Гаспарян - Убить Сталина

Вообще, конечно, удивительная история. На даче в Кунцево работали десятки человек. Охранники и шоферы, садовники и повара, официанты и прочая обслуга. Но никто из них не поделился с дочерью Сталина о тех самых двадцати часах. Больше того: не рассказали ей даже про последний ужин. Причина проста: боялись нарушить должностную инструкцию. Берия, как и любой сталинский нарком, к такому относился невероятно требовательно. И даже когда всех этих людей уволили, они все равно молчали. Аллилуева пишет об этом с грустью и явной обидой: «Людей вышвыривали на улицу. Их разогнали всех. Многих офицеров из охраны послали в другие города. Двое застрелились. Люди не понимали – в чем их вина?»

Эти строчки кочуют из одной книги в другую. Каждый сослался на оценку Аллилуевой и сделал далеко идущие выводы. Многие совершили это вообще бездумно. Хотя логика решения очевидна: все сотрудники дачи в Кунцево слишком много знали. Каждый из них, по сути, являлся носителем государственной тайны. Их и следовало перевести на иные правительственные объекты, пусть и не в Москве. И главное: прежде чем обвинять в таком запредельном зверстве Берию, можно было бы, пусть и ненадолго, включить мозг. Во время событий 1937–1938 годов прислугу «врагов народа» зачастую не на иной объект отправляли, а ставили к стенке или гноили в лагерях. Аллилуева о них почему-то не сожалела. Не размышляла об их печальной судьбе. Как и десятки тех, кто методично повторяет ее слова.

С. И. Аллилуева на руках отца.

Но даже не это самое интересное. С охранников никто не спросил за их странное поведение в те двадцать часов. Никто не поинтересовался, направив в темном кабинете свет лампы в глаза, почему, понимая, что с товарищем Сталиным происходит что-то странное, сотрудники МГБ продолжали спокойно пить чай? Объяснение этому может быть только одно. Все понимали, что охрана действовала строго по инструкции и докладывала своему непосредственному руководителю – министру государственной безопасности Игнатьеву. А вот то, что он в свойственной себе манере был не способен принять быстрое решение, не вина подчиненных. Это была беда лично Сталина. И именно она стоила ему жизни.

Предвижу возражения: Игнатьев наверняка советовался с Маленковым, Берией и Хрущевым. Без их ведома он никакого решения принять не мог. Для этого другие полномочия нужно иметь. А если заговор этих троих против Генерального секретаря существовал, вот ключевое доказательство их зловредной деятельности. Они уговаривают Игнатьева не суетиться раньше времени, а в результате бездействия вождь умирает.

С этим я согласен. Но в порядке возражения задам один простой вопрос: был ли член Президиума ЦК КПСС и министр госбезопасности СССР Семен Денисович Игнатьев умственно неполноценным? Разве не мог он предположить, что если с товарищем Сталиным все хорошо и он просто решил устроить проверку бдительности, как делал это много раз, то проблема у главного чекиста будет только одна? Ему предложат добровольно признаться в многолетней работе на разведку Боливии, а может быть, обойдутся и без этой никому не нужной формальности.

Это с одной стороны. А теперь посмотрим на складывающуюся ситуацию с другой. Для Берии, Хрущева и Маленкова Сталин представлял опасность только живым. Все строго по правилам, которые описал еще Стивенсон: «Да, у Билли была такая манера, – сказал Израэль. – «Мертвые не кусаются». И в самом деле: не будет Иосифа Виссарионовича – и никто не поволочет их, упирающихся и рыдающих, в расстрельный подвал по закономерным итогам, например, «дела врачей». В случае же с Игнатьевым ситуация диаметрально иная. Для него мертвый Сталин был гораздо более опасен, чем живой.

Проблема вот в чем: министр государственной безопасности СССР прекрасно понимал, что «дело врачей» – откровенная чепуха. Не мог он этого не понимать. И рухнет вся доказательная база при малейшей объективной проверке. Отвечать за все придется Игнатьеву и его следователям. Именно так и произошло. Рюмина в результате расстреляли, а карьера Семена Денисовича пошла на спад, пусть и не сразу. Не спасло даже то, что уже вечером 1 марта 1953 года «дело врачей» было закрыто.

Никакой ошибки в моих словах нет. Я прекрасно знаю, что официально это произошло несколько позднее. Но есть один прелюбопытнейший факт, на который почему-то мало кто обращает внимания. 2 марта 1953 года, понедельник. Выходят все советские газеты. А в них нет почему-то ни слова про «врачей-убийц». Нет многочисленных резолюций рабочих с требованием немедленно покарать отщепенцев и негодяев. Не требуют яростно того же самого юные пионерки и пожилые колхозницы. Не посвящают разоблачению и грядущему справедливому возмездию стихи казахские поэты из серии «фашистских ублюдков, убийц и бандитов, скорей эту черную сволочь казнить, и чумные трупы, как падаль, зарыть». И по радио об этом не было сказано ни слова, хотя еще накануне кремлевских врачей громогласно проклинали. И никто этим странным переменам не удивился.