Александр Лурье: В поисках сердца спрута

Когда кумиров в заводе нет, их создают рукотворно, как гомункулусов — на пустом месте, из практического «ничего». Пи-ар, в отличие от природы, чудно уживается с пустотой. Очередной политический пузырь надувают по старинному большевистскому рецепту: из крови. Чужой — неограниченно, своей — по мере необходимости. Впрочем, ее никогда не бывает достаточно. Даже если пузырь лопается, то не очень сложно в кратчайшее время выдуть новый — куда как больший и красочный. Пузырчатых кумиров пытаются выдувать не только в политике, но и в литературе — просто суммы на рекламу куда меньшие.

Я был бы счастлив, если бы политическая ситуация в России не влияла бы на литературу, как это и происходит в большинстве стран мира. Не знаю только, удастся ли дожить до этого воистину судьбоносного момента. В России, политическая ситуация как бандиты или ОМОН (что, впрочем, почти одно и то же), ломится в дверь, а в окошко выкинуть не удается, потому как она за всеми углами сразу. И не дает от себя отвлечься. Очень трудно на такой нервной почве ваять нетленку.

Вот, например, глубокий и самобытный писатель, он же, по совместительству, вдумчивый и проникновенный мыслитель, а также лучший друг детей и прочая, одним словом горячо любимый самим собой…

Нет, не коснусь я в очередной раз этого святого и популярного имени, — не стоит оно того. Пристально изучив в прошлом году творчество этого плодовитого автора и выделив для себя его характерные черты и особенности, я пришел к выводу, что он является идеологическим и художественным наследником незабвенного В. Пепла (помните персонажа «На дне»? — того самого). Тот, помнится, тоже был неравнодушен к чужой собственности, правда, в духе своего времени, — не интеллектуальной, а материальной. Та же необыкновенная легкость в мыслях, та же выстраданная зрелость и глубина суждений.

Нынешний Васька Пепел обогатил сокровищницу мировой этики и, заодно, политики, заявив (цитирую по памяти): «Сейчас дело каждого честного человека — ненавидеть Америку». Ну и теперь, ясное дело, кто не ненавидит, тот, само собой понятно — нечестный и вообще космополит и низкопоклонник. Америка, безусловно, должна быть жестоко покарана — хотя бы за то, что безжалостно прервала счастливое детство (или, точнее, изрядно затянувшийся инфантилизм) любимца фэнства и титана совковой графомании. Но у кого бы тогда мэтр, как бы это повежливее выразиться, заимствовал бы сюжеты? Или он их уже накоммуниздил на долгие годы вперед? Впрочем, ничего иного ожидать и не приходится. Со свойственной ему искрометной проницательностью г-н Пепел озвучил то, о чем многие размышляют.

Впрочем, довольно о тех, кто надувают свой пузырь самостоятельно. Последние акции Васи Пепла свидетельствуют о продолжающейся имитации творчества: от тискания в Интернете ром А нов с продолжениями до конкурса «садюшек» — «имени мине». Тут как бы не лопнуть при раздувании щек в саморекламных потугах. Предвидя то «амбрэ», которое распространится после этого неизбежного Большого Взрыва, не могу не посоветовать г-ну Пеплу — в духе «маятника Фуко»: «Вытащи пробку!».

Но и в деле лепки корифеев крестьянская соха самостийной инициативы все более уступает железному коню научно-организованного пиара. «Хотите кумиров? — Их есть у меня!» Но даже если живешь в лесу, молиться можно чему-то более осмысленному, нежели колесо и не пытаться при этом принимать жирафа за слона.

На самом деле все происходящее литературно-издательском деле является имитацией якобы западного процесса: мол, и у нас — все как у взрослых. Правда, с тем существенным отличием, что очередного властителя дум назначают едва ли не методом тыка и с немедленным присуждением всех возможных превосходных характеристик: и заснуть-де не сможете и оторваться — только с помощью армейского тягача. И автор — то ли шнобелевский лауреат, то ли интерпрессхатовский номинант. Одним словом, то ли сверхновая звезда на литературном небосклоне воспылала, то ли очередное солнце русской словесности взошло. Все же трудно быть уверенным, что взошло — «а в тюрьме моей темно» так же, как и раньше.

Вся эта суета вокруг дивана лишена цементирующего классического единства: публикуют одних, покупают других, зачитываются третьими и премии вручают четвертым. Когда все четыре категории внезапно и непредумышленно совпадают, то зрелище по красоте не уступает пресловутому «параду планет». Литературные короны, большей частью, разыгрываются по принципу: «на кого Бог пошлет».