Юрий Соловьев - В поисках смысла. Сборник статей

В особенности сказанное относится к точным наукам, где в качестве главного инструмента исследования используется математика. Математические модели ничего не говорят о процессах, которые за ними стоят. Для математики принципиально не важно, какая реальность скрывается за математическими формулами. Главное знать, как развивается процесс, чтобы его можно было использовать. Вот почему, не умея объяснить суть происходящих в природе процессов, наука, тем не менее, демонстрирует солидные успехи в создании техники. Ведь для того, чтобы построить механизм, не обязательно знать, почему происходят те или иные явления, важно знать, как они происходят. «Математика, – пишет Б.Рассел в книге «Новейшие работы о началах математики», – может быть определена как доктрина, в которой мы никогда не знаем, ни о чем мы говорим, ни то, верно ли то, что мы говорим».

Напротив, философский метод предполагает попытку установления связи между фактами, общими признаками не обладающими. Даже между теми, которые, на первый взгляд, не имеют друг к другу никакого отношения. Например, между восходом Солнца и возникновением письменности. Или, как писал в стихотворении «Числа» русский поэт В.Хлебников, «между змееобразным движением хребта вселенной и пляской коромысла». Понятно, что здесь причинно-следственных связей быть не может. Здесь связи могут обнаружиться только диалектически, через единство противоположностей. Зато такая позиция позволяет рассматривать мир как единое целое, увязать в некую единую концепцию проблемы онтологии и гносеологии, этики и эстетики, мифологии и религии. В этом случае наука, по отношению к философии, может служить исключительно в качестве источника точных фактов.

Таким образом, хотя и наука, и философия являются способами получения знания путем рационального осмысления действительности и обе руководствуются конкретными фактами, тем не менее, разница между ними весьма существенна: если наука направлена в сторону сужения области исследования, то философия – в сторону его расширения. Отсюда разные задачи, которые ставят перед собой наука и философия: наука ставит перед собой задачи сугубо прикладные, философия – чисто познавательные. Деятельность науки направлена на получение практического результата и создание технологии. Деятельность философии может быть оправдана исключительно, если она направлена на создание мировоззрения, охватывающего все сферы жизни.

Древнегреческий философ второго века христианской эры Секст Эмпирик, в третьей книге своих «Пирроновых предложений», обращает внимание на любопытный, связанный с понятием «времени» парадокс. Если время, пишет он, состоит из прошлого, настоящего и будущего, то оно не существует. Ведь прошлого уже не существует, будущее еще не существует, а настоящее представляет собой не имеющую длительности точку. И поскольку протяженность точки равна нулю, то есть она не занимает места ни в пространстве, ни во времени, настоящее тоже как бы не существует. Таким образом, получается, что время состоит из несуществующих частей, а состоящее из несуществующего существовать не может.

Следует сказать, что этот удивительный парадокс не дает покоя любителям головоломок и интеллектуальных шарад и по сей день. С одной стороны, как мы имели возможность убедиться, логика подобных рассуждений кажется безупречной и опровергнуть ее логическим же путем, похоже, нет никакой возможности. Однако, с другой – как можно согласиться с тем, что явно противоречит здравому рассудку? Ведь время является самой очевидной вещью на свете. Каждое мгновение мы можем убедиться в его существовании, просто посмотрев на часы. Во времени происходит смена дня и ночи, времен года, лет. Время превращает цветущего юношу в дряхлого старца. Почему же то, что видят наши глаза и слышат наши уши, находится в столь явном противоречии с нашими умозаключениями?

Среди попыток найти объяснение данному парадоксу, чаще всего встречается точка зрения, согласно которой уже в самом условии задачи содержится ошибка. Считается, что если то же самое условие переписать несколько иначе, то проблема разрешится как бы сама собой. Например, поскольку факт восприятия человеком мира во всех его звуках, красках и запахах происходит, как известно, в настоящем, ничто не мешает нам сказать, что время состоит не из прошлого, настоящего и будущего, как у Секста, а из череды «настоящих» моментов «теперь». Тогда о времени нельзя уже будет сказать, что оно не существует, поскольку время, в этом случае, тут же превращается в длительность, а задача разрешения противоречия сводится к определению некоего момента, в течение которого происходит первичный акт восприятия.