Дмитрий Травин - Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Во-вторых, коммунистические экономисты готовы были пойти лишь на половинчатые преобразования, уже продемонстрировавшие свою ограниченность в Венгрии и Югославии. Надо было осуществлять полную рыночную трансформацию, но к столь радикальным решениям власть оказалась не готова. То ли по причине некомпетентности, то ли из-за боязни грозного советского окрика, то ли в связи с собственной идеологической зашоренностью.

И вот получалось, что в ответ, скажем, на повышение цен вновь разворачивалось забастовочное движение, требовавшее компенсаций. А как только власть бралась за денежную накачку, так враз теряли смысл половинчатые реформаторские действия, поскольку прилавки пустели и стимулы переставали работать.

Постепенно и власти, и оппозиции, и широким слоям общества становилось ясно, что это убогое экономическое существование не может измениться без преобразований политических. А когда Горбачев дал волю «младшим братьям» Советского Союза, Ярузельский потерял моральные основания для сохранения своего режима. Наверное, он мог бы сидеть на штыках еще некоторое время, но делать это было крайне неудобно.

Похожа ли ситуация в современной России на Польшу 1980-х?

С одной стороны, наша экономика пока позволяет наполнять прилавки. Не стоит ожидать, что Путин будет испытывать неудобства со своими «штыками». Общественная поддержка Путина при всех известных фальсификациях значительно выше, чем та поддержка, которая была у Ярузельского.

С другой стороны, перед нами стоит угроза долгой экономической стагнации, в ходе которой Путин может столкнуться с протестом не только столичных интеллектуалов, но и широких слоев населения. При всей внешней прочности путинский режим внутренне чрезвычайно шаток. Он не может укрепить экономику. В этом смысле при всех различиях хозяйственных систем старой Польши и новой России социально-политические последствия могут оказаться схожими. Но будут ли схожими модели поведения власти и оппозиции?

Великий электрик

Почему варшавские власти нашли в оппозиции подходящего партнера для переговоров? Можно выделить несколько моментов, отличавших в этом смысле Польшу от тех стран, где власть и оппозиция годами не могут мирно договориться между собой.

Во-первых, в Польше существовало традиционно мощное рабочее движение, желающее и умеющее выступать против власти. Именно оно лежало в основе протестов 1980-х. Власть боялась не столько того, что на улицы Варшавы выйдут «травоядные» интеллигенция и студенты, сколько того, что рабочие судоверфей, шахт, металлургических, машиностроительных и текстильных предприятий прекратят работу. Более того, власти к началу 1980-х уже знали по прошлому опыту рабочего движения, что забастовки могут соединиться с погромами партийных комитетов, магазинов, общественных зданий.

Во-вторых, польская оппозиция была достаточно четко структурирована. Лидером профсоюза «Солидарность» стал гданьский электрик Лех Валенса. Это был яркий, харизматичный, хотя малообразованный и авторитарный по своим замашкам человек. Явные минусы в фигуре «великого электрика», как стали в шутку называть Валенсу, сочетались с явными плюсами, но главным было то, что власть четко понимала, кто ведет за собой многомиллионные массы. И, соответственно, в случае выхода на переговоры она знала, с кем их можно вести. Ведь нет никакого смысла о чем-то договариваться с лидерами оппозиции, которые примут на себя определенные обязательства, а потом вдруг скажут: простите, но народ нас не слушается. Валенса же мог до поры до времени убеждать широкие массы в том, в чем был убежден сам.

В-третьих, польским интеллектуалам во второй половине 1970-х гг. удалось установить дружественный контакт с рабочими. В тот момент, когда бастующим и репрессированным пролетариям понадобилась помощь (деньгами, советами, адвокатами), варшавские интеллектуалы Яцек Куронь и Адам Михник создали Комитет защиты рабочих. Этот комитет за несколько лет сделал достаточно, чтобы растопить лед недоверия и побудить верхушку «Солидарности» принять помощь интеллектуалов в деле осуществления реформ.

В-четвертых, большую роль в налаживании контактов между властью и оппозицией сыграла католическая церковь. С одной стороны, она обладала большим авторитетом в народе, значительно усилившимся с 1979 г. благодаря тому, что польский кардинал Кароль Войтыла стал римским папой Иоанном Павлом II. С другой стороны, церковь не ложилась под власть с целью получить как можно больше материальных благ, а серьезно интересовалась судьбой своей страны, стремясь содействовать формированию хотя бы относительного единства в расколотом на противостоящие группировки обществе.