Денис Блажиевич - Украинский самострой. Между Паном и Барином

Глава 2. Доиндустриальное украинство

Как человек сугубый и русский (пишу в яндексице, а не в гуглице!) я за правду. Общечеловеческую справедливость. Мое сермяжное, мое посконное, все мои до жилочки «строки из Александра, а не брехня Тараса» протестует против этого, но факт есть факт. Украинцы жили на Украине и до 1917 года. Впрочем по количеству они значительно уступали русским, малороссам и евреям. В будущих границах будущего украинского государства они составляли решительное меньшинство. Это была своеобразная кочевая народность. Еще не нация – изделие развитого модерна. Без сложившегося языка, литературного канона и стабильного исторического мифа. Зато очень пассионарная и всеядная. Она кочевала по страницам «Истории руссов». Слушала тягучие и скучные стихи-слезы Шевченко и Леси Украинки. Гостевала в прохудившихся от времени и лени поместьях гоголевских Довгочхунов и Перерепенкив. Пановала от уха до уха в мелкобуржуазных мозгах сельской интеллигенции, провинциального духовенства и торговых людей. Вязала эту народность крепкими и нерушимыми связями идея украинства. Древняя и трагичная мысль об эффективности культурного, экономического и политического обособления от общерусской жизни и смыслосложения. Не стоит относиться к идее украинства уничижительно. Чего-чего, а живой и дурной силы там предостаточно. Да и приличный исторический опыт обязывает. Украинство идея репейная и беспринципная. Потому что не природная, низовая и народная, а политическая, верхушечная и внешняя. Все началось в 13 веке… Так. Погодим немного. До этого мы обязательно доберемся. Но прежде чем уточнять других, уточню себя. Дело нужное и полезное. Чтобы и другие понимали, чего и почему этот чувак тут распинается? Значит так. Вот из чего я исхожу. Иерархии идей не существует. И тоталитарности никакой нет. Есть гегемония. В одном месте и в одно время возникает идея о переустройстве окружающей действительности. Она не существует в безвоздушном пространстве. Рядом с ней, против нее живут и борятся другие идеи. Нет никакой определенности, есть конкурентность и жизнеспособность. Принуждение и солидарность. Идея немногих (в основном политические проекты) реализуется через насилие и принуждение. Идея органическая (произведенная опытом и надеждами) базируется на солидарности большинства. Мнимом или настоящим. Исходя из этого, для себя, в истории украинства определяю два этапа. Доиндустриальное украинство и индустриальное. Для каждого этапа характерна одна неизменная и общая задача. Обособление части русского культурно-исторического пространства и включение его в нижнюю иерархию западной цивилизации. Сперва, в доиндустриальную эпоху, задача чисто политическая и государственная. В индустриальную – это качественно новый уровень. Цивилизациям не интересны споры вокруг сарая на меже. Они борются за умы, что важнее самых черноземных черноземов. Соответственно, при неизменности цели разные этапы оперируют разными инструментами. Доиндустриальное украинство всегда про политику и государство. Оно исправимо. Индустриальное про общество и культуру. Оно обречено на детерминированность. А значит когда-то придется резать. Резать, не дожидаясь перитонита. История сохранила место и время, когда украинство становится индустриальным. 31 октября 1904 года в губернском городе Харькове. К этому обязательно вернемся. Но сперва в 13 век, где начинается украинство после страшного разгрома южно-русских княжеств монголами. Степное воинство выполнило подготовительную часть. Они разрушили старую реальность ослабленной, но все еще единой Древней Руси. Обособили культурно и экономически части прежнего целого. Но саму идею сформулировала не евразийская цивилизация Великой Степи. Сначала на разоренных землях появилась Литва. На короткое время (правление Ольгерда и особенно Витовта) могло показаться, что объединение русского народа произойдет вновь по болгарскому сценарию. Хан Аспарух, придя вместе со своей ордой в устье Дуная, заключил договор с союзом семи славянских племен. Чтобы вместе защищаться и атаковать Византию. Буквально через несколько поколений менее развитые в экономическом и культурном смысле булгары растворились в славянском море. Оставив народу имя, но не судьбу. Что-то подобное могло повториться в Великом Княжестве Литовском. Язычники литовцы стали катализатором объединения значительной части русской земли. Смирили мечом князей и их дружины, но что они могли поделать с каменными церквами, берестяными грамотами, торговлей и ремеслами, «Словом о благодати»? Дали бы Литве пару-тройку спокойных столетий и вполне возможно, именно она, а не Москва, стала бы центром притяжения для нового извода русской государственности. Не второе, а единственное русское государство со столицей в православной русской Вильне. Не шестопером, а лаской через мягкую женскую силу, через браки, из свирепых медвежьих Гедиминов, Миндовгов, Товтивилов и прочих Крокодилов делали православных князей и воинов. Но случилось, то что случилось. И винить здесь Литве некого, кроме себя. Вместо торжества в веках, кучка перефантазировавших «литвинов» в настоящем. Жителей собственных измышлений, а не Беларуси или Украины. В 1385 году Литва осуществила свой цивилизационный выбор. Великий князь Ягайло заключил Кревскую унию, сделался польским королем и крестил литовцев в католическую веру. Тем самым отделив их от основной массы православных. А самих православных от собственной элиты, которая вслед за предоставлением равных прав и привилегий потянулась в другой смысловой мир. Вместе с католичеством и Польшей, вместе с чужим и холодным западным проектом в Литовской Руси появилась идея украинства. Никто ничего не скрывал. Люди 15-16 столетий голов друг другу не дурили. Было четко. Ясно. По полочкам. Вот живой, то есть…Конечно, живой! Раз до сих пор гадит. Сигизмунд Герберштейн. «Записки о Московии». «Руссией владеют нынче три государя. Большая ее часть принадлежит князю московскому, вторым является князь литовский, третий король польский, сейчас владеющий как Польшей так и Литвой» 1 1 Герберштейн С. Записки о Московии М.: Памятники исторической мысли, 2008