Терентiй Травнiкъ - ЦИРКУЛЯР. Воспоминания о настоящем

К ранним видам творчества безусловно относятся танцы и музыка, к творчеству средних лет – живопись, фотография, скульптура, театр, кино и, отчасти, художественная литература, а вот публицистику вместе с эссеистикой можно доверить лишь зрелым годам, которые венчают собой и поэзию. В каком-то смысле в поэзии собирается весь опыт человеческой души, а потому и требуется соответствующий сочинитель, способный мыслить так, чтобы написанное им хоть как-то выходило бы за текущие временные рамки.

За последние пятьдесят лет, вне всякого сомнения, значительно вырос уровень интеллекта всего человечества, но при этом колоссально сократилась составляющая добра. Проще говоря, с каждым шагом роста IQ в человеке падает то, что из испокон веков принято называть человечностью. Общество становится более разобщённым. Развитый ум, и это очевидно, не поддерживает ни сострадание, ни великодушие, он ценит лишь то, что принято называть здоровым прагматизмом, и это, по сути, не решает проблемы иссякания планетарного гуманизма.

К сожалению, но пока единство интеллекта и благотворительности доступно незначительному количеству людей из разряда тех, кого принято считать вселенскими учителями и гуманистами. Тенденция оскудения любви в людях не только продолжается, но и увеличивается, и это напрямую связано с научно-техническим прогрессом. Если в ближайшие пару десятков лет человечество не сможет решить этой наисерьёзнейшей проблемы или хотя бы не создаст основательных предпосылок к этому, то всё, чем оно занимается, начиная от науки и заканчивая искусством, станет абсолютно бессмысленным, и тогда придется признать, что развитие цивилизации зашло в финальную стадию, а по сути – в тупик.

Мне кажется, что человеку весьма полезно задумываться о собственном счастье, и хоть как-то, но иногда определять его суть для себя… Это способствует осознанию собственной личности и во времени, и в пространстве. Неплохо понимать, что именно вам необходимо для того, чтобы ощущать себя счастливым, а затем стремиться к этому и в мыслях, и в делах. Здесь главное – не ставить перед собой абсурдных задач: мол, хочу быть юным, в то время когда вам за пятьдесят, или быть богатым и жить в Америке, если вы и дома не можете толком навести вокруг себя порядок. Сначала следует научиться оформлять в себе разумные желания – в этом случае получится находить и ставить перед собой правильные цели, и тогда появится шанс стать по-настоящему счастливым человеком.

К примеру, для меня счастье – это когда мне хорошо с теми, кто у меня есть, и с тем, что я имею на данный момент, причем не просто хорошо, а очень хорошо. Уверяю вас – это вполне посильная для каждого задача. Лично я поступаю так: если мои желания слишком велики и несоразмерны с моими возможностям, то я просто от них отказываюсь, и это позволяет мне оставаться счастливым человеком.

И всё равно, даже при таком положении вещей, никогда не умаляйте свои желания чрезмерно, ведь можно попасть и в зону всевыполнимости. Отсутствие желаний отнюдь не всегда показатель счастья, чаще всего это – признак глубокой усталости, а то и депрессии. Искать и находить, пробовать и добиваться, принимать решения и брать на себя ответственность – это не только красиво, но и верно для вашего счастья, просто будьте умеренными даже в этом, вот и всё.

У меня есть товарищ, который жил и живёт так, словно бы он никому не нужен. Со стороны может показаться, что это действительно так: к нему никто не приходит в гости и почти никто ему не звонит, да и сам он ведёт себя по отношению к другим отстраненно, даже замкнуто.

А ведь случилось это не сразу. Когда-то, еще во времена нашей с ним юности, он бывал у меня в гостях, общался с моими знакомыми, и со стороны казалось, что все идёт нормально. Вот только уйдя, он не стремился снова встретиться с ними, постепенно привыкая к своему одиночеству…

Возможно, так оно бы и продолжалось, но однажды он купил краски и написал картину. Не могу сказать, что работа ему удалась, но приятеля это нисколько не смутило. Вот только тогда, когда он решил её показать, выяснилось, что показывать, собственно, некому. Тогда он, зная, что у меня достаточно широкий круг общения, обратился ко мне, дабы я показал картину своим знакомым. Просьба понятная, но трудно выполнимая, поскольку для того, чтобы это сделать по-человечески, нужно прежде всего что-то рассказать об авторе полотна, а рассказывать-то особо было и нечего: всё – как у многих. Дальше этой единственной картины дело не пошло: видимо, не случилось никакой обратной связи со зрителем. Так и висела у него эта картина в комнате: висела не один год, и никто ни о нём, ни о ней не знал, кроме меня…