Престарелому акыну было трудно растолковать абстрактные понятия — и он переводил их на язык конкретных образов. Ему говорили: народы одиннадцати республик Советского Союза идут к коммунизму. Джамбул пел:
Я вижу: идет по земле караван,
И в том караване одиннадцать стран.
(1958, 297)
Куда же он идет? На летнее пастбище — джайляу.
Так что же представляет собою феномен Джамбула — чудище советского фольклора, пример того, как из фольклорной традиции рождается социалистический поэт? Или все это грубая, бездарная подделка? На каждый из этих вопросов можно дать утвердительный ответ. Вне сомнения, Джамбул — талантливый акын. Эта картина цветущей степи принадлежит настоящему поэту:
Коня мне седлайте! Мне юрта тесна!
Над степью плывет голая весна!
Запели у юрт черноглазые кыз,
Запенился нежный душистый кумыс,
Над гнездами вьются веселые птицы,
И ржаньем зовут жеребят кобылицы,
И белые лебеди в небе плывут
Над степью зеленою, как изумруд.
Цветущая степь! Ты волшебней мечты!
Огнем самоцветов сверкают цветы!
Пурпурные маки пылают, как пламя.
Степные тюльпаны блестят лепестками.
Как крупные яхонты, розы горят,
И белые лилии льют аромат.
Переводчик, конечно, слукавил, не переведя на русский «кыз» (кстати, девушки — «кыздар», а не «кыз»), И картины весенней степи — не «натурализм»: при всей красочности степи в ней нет роз с лилиями. Джамбул остается верен принципам восточной поэтики с ее пристрастием к флоризмам. Оставшиеся же не переведенными казахские слова придают вполне заурядным стихам легкую экзотическую окраску и «освежают» текст:
Я счастье выразить смогу ль?
Расцвел я, как душистый гуль.
Мне Сталин молодость вернул,
Помолодел Джамбул.
(1938, 5)
Но традиционные топосы в песенном обращении-толгау Джамбула к своему врачу помогают создать трогательный образ безжалостной старости, и последний в истории Казахстана акын становится первым поэтом:
Достиг я, шагая, вершины горы,
А век бесконечен, как песня домбры,
Расходятся ноги, как струны, дрожат.
Стоять не могу, мои ноги стары.
Мой доктор, ты правду Джамбулу скажи,
Не скрой ничего и меня поддержи!
Где встретил я старость — несчастье мое?
Как хочется жить! Как мне хочется жить!
Я ветхой кибитке подобен. В груди,
В глазах и в ушах моих ветер гудит.
Нет сил моих прежних управиться с ним,
А старость не вылечишь. Что ж впереди?
В целом, однако, Джамбула превратили все же в певца соцреализма. Образы, фольклорные по происхождению, призваны были обслуживать далекие от фольклора идеи, и это несоответствие формы и содержания вызывает не социалистический пафос, а комический эффект. И в этом доказательство того, что социалистический фольклор — химера. Идеологических надежд подобный «фольклор» не оправдал, хотя официальная идеология чтит Джамбула по-прежнему. Но кто его читает? В подлинном фольклоре — народном творчестве советской эпохи Джамбул — фигура комичная, и в одной из пародийных переделок «Сент-Луи-блюза» поется:
Джамбул Джабаев
Стилягой стал,
Свою бандуру
На сакс сменял.
Творчество Джамбула ставит перед фольклористом несколько интересных проблем. Пусть «правила», по которым создавались его тексты, по внешности были фольклорными — рецепция их далека от фольклорной традиции. Они отвергались фольклорным сознанием: не было желания ни подражать им, ни репродуцировать их. Его стихи могут быть интересны для исследования трансформации фольклорной поэтики, границ ее возможностей, но в любом случае это интерес специфический.
Евгений Добренко
Джамбул. Идеологические арабески
Акын отличается от поэта, помимо прочего, тем, что практически лишен верифицируемого прошлого: подобно тому, как не фиксировано его творчество, в свободном полете находится его биография. Биографию поэта можно сфальсифицировать, а творчество идеологически переформатировать, но сама материя, продукция его неотменима, поскольку зафиксирована и (часто) опубликована. Иное дело акын — его биография и творчество могут быть придуманы от начала до конца. Что и было сделано с Джамбулом.
Если у Стальского, по колодке которого создавался Джамбул, были стихи, которые приходилось долгие годы замалчивать или переинтерпретировать, то у Джамбула все (даже дореволюционные) стихи были совершенно «правильны». Единственно возможная причина этой правильности в том, что все они создавались после 1936 года, когда Джамбулу была фактически придумана задним числом биография и наполнены какими-то произведениями «предреволюционные десятилетия его кипучей творческой жизни поэта-демократа» [27]. Это была настоящая драма: «Пленником в тюрьме народов, какой была Россия под властью самодержавной монархии, чувствовал себя не один казахский певец. Приглушенно звучал его голос. Связанные крылья поэтического вдохновения не позволяли взлететь в поднебесье, скрытое беспросветным туманом» [28].
Читать дальше