Вадим Журавлев - Конец прекрасной эпохи

– Операцию делали в Стокгольме?

– Нет, в Институте хирургии в Москве. Делал академик Миланов, который сам претерпел страшную вещь. У него не так давно была ампутирована нога выше колена. И он нашел в себе силы реабилитироваться и теперь стоит по 5—6 часов у стола и оперирует.

Я за свою жизнь претерпел 11 операций под общим наркозом, но не знал, что операция последняя потребует очень длительного лечения. Фактически полгода. Анестезиолог, профессор Светлов, навещая меня в палате, сказал, что по всем показаниям я физически вернусь к своей работе. «Конечно, в том случае, если вы захотите», – добавил он с саркастической улыбкой. Теперь я понимаю, почему он так мудро сказал.

– Вы теперь будете сидя дирижировать?

– Нет! Я стою. На ноге у меня ортез, который мне помогает, и я выхожу на сцену даже без палки. В Голландии программа была удачная для первого выхода. В первом отделении был фортепианный концерт, и я сидел на стуле за открытой крышкой рояля, и меня не было видно. Но второе отделение – стоял. Это была Вторая симфония Балакирева, которая никогда не исполнялась в Европе. В Петербурге я дирижировал Вагнером, но в виде двух больших фантазий (одна – «Кольцо нибелунга», а другая – «Парсифаль»), сделанных очень хорошо одним голландцем. Каждая фантазия шла больше часа, и это было серьезное испытание.

– Вы покинули и пост главного дирижера гаагского «Резиденц-оркестра»?

– Да, потому что они предъявили невозможные требования. Они говорили, что я должен проводить с оркестром минимум 12—16 недель в году. Я это не мог принять. Поэтому я теперь, как меня здесь недавно назвали, свободный художник.

– Это приятно – быть свободным художником? Или хочется еще чем-нибудь руководить?

– Я наруководился за всю свою жизнь. А теперь в наших условиях я просто не завидую моим коллегам, на долю которых выпало руководить симфоническими оркестрами. Как говорит моя приятельница, деньги теперь решают все. За этой формулой скрыто очень много. Мы в Госоркестре, к сожалению, не сумели найти спонсора. Все пытались, и я пытался найти помощь в лице нашей мэрии. Но в названии нашего оркестра нет слова «московский». И я не знаю, что делается сейчас в бывшем Госоркестре СССР, но, кажется, пока еще спонсора у них нет. А может, уже и есть – не знаю.

– А как вам показалось новое руководство Большого театра?

– Если судить субъективно, по отношению ко мне, они отнеслись очень внимательно, предоставили карт-бланш, следовательно они хорошие. Будем надеяться, что это на самом деле так. Всё покажут дальнейшие спектакли, их уровень. Но самое неприятное – это то, что Большой театр закрывают на капитальный ремонт. Это процесс мучительный и болезненный. Я не представляю, как это будет, но знаю, что это будет мучительно. Придется отказаться от многих спектаклей в репертуаре.

– Но зато можно будет поставить их заново. Вас кроме «Мадам Баттерфляй» еще интересуют русские оперы?

– Я бы с удовольствием прикоснулся к «Князю Игорю» Бородина, которой я много дирижировал. И это в нашем разговоре с руководством Большого промелькнуло. Может, это удастся сделать.

– Три года назад, накануне вашего 70-летия, мы встречались в Стокгольме и вы сказали, что больше всего вас волнует, как дожить до юбилея. Сейчас, после юбилея, увольнения, операции, что вас волнует больше всего?

– У меня есть такой блокнот, в котором во время выздоровления я решил вспомнить и написать все страны, города, где я дирижировал, и оркестры, с которыми я встречался. И по первому, и по второму показателю получилось почти одинаково – около 70. Это не так много. Мои более молодые коллеги имеют цифры больше, но я никогда не гнался за гастролями ради гастролей. Еще я записал в этот блокнот то, что мне еще необходимо сделать в этой жизни. Получился не очень большой список сочинений, которыми я никогда не дирижировал, но хотел бы. Я разбил все эти произведения на три группы. То, что бы мне хотелось исполнить в первую, вторую и третью очередь.

– А что попало в первую очередь?

– Вечер памяти Шоссона. Я не дирижировал его симфонией и Поэмой для голоса с оркестром. Все это я сыграю в Стокгольме скоро. Когда приеду в Москву, пока не знаю, хотя обсуждаю с РНО возможность выступлений.