Клара Скопина - Мы дети войны

Что такое просить милостыню, я знаю хорошо. И знаю, почему нельзя выбрасывать хлеб, а свой кусочек всегда надо доедать. Когда мои слова не доходят до внуков, то я еще рассказываю им о блокадной Тане Савичевой.

Ценнее хлеба нет ничего на свете и вкуснее тоже. Кто этого не понимает, тот беден душой. И безразличен к жизни.

Из Запорожья в наше село, где жили сестры отца и где жили наш дедушка Иван и бабушка Евгения, мы ехали целый месяц. Грязные, замызганные мы въехали в село. Фашистов в нем не было, их всех фюрер гнал под Сталинград, Ленинград, на Кавказ, обморозившись и ошпарившись под Москвой. На Украине царствовали полицаи да бургомистры.

Впервые мы их увидели, конечно, в начале октября 1941 года, когда они объявились на Днепре. Наша улица, где мы жили, располагалась у самой насыпи железной дороги, по которой проезжали разные железнодорожные вагоны. С отвращением мы, взрослые и дети, смотрели, как фашистские солдаты то ли спьяну, то ли сдури, скидывали брюки и выставляли в сторону людей свои задницы. Они напоминали свиней, заехавших в пустыню. А когда они выгружались с вагонов, то первым делом бежали к домам хозяев улицы Алюминиевой (на которой мы родились) и не просто заходили в калитку дома, а сапогами почти разбивали ее, тут же застреливали собак, если они лаяли и кидались на непрошенных гостей, а потом врывались в квартиры, требуя яйки, млеко, вылавливали кур, грабили, что видели глазами.

Я как сейчас помню ту тройку фашистов, что ворвались к нам, перепугав и маму, и нас. Они в мышиных френчах, впереди висят автоматы, с дикими взглядами. После их ухода жители, плача и причитая, хоронили застреленных собак, проклиная фашистов…

Проезжая на кибитке, помню, иногда ночью налетал какой-то мотоцикл, фашисты сильными прожекторами освещали нас, проверяя, кто едет, куда и зачем. Они допрашивали отца, тот, как мог, объяснял, что случилось и что он везет детей к дедам. Фашисты не причиняли нам вреда, но грабили. Да что у нас можно было грабить? А вот когда мы приехали в село и поселились в той же хате, которая ранее принадлежала отцу, то нас грабили уже свои, украинские полицаи. Слово «полицаи» для меня столь отвратительное, что хочется плюнуть ему в морду. Полицай для русского человека оскорбительно, и лишь нынешние руководители-недоумки пошли на переименование милиции на полицию.

Нас, конечно, в селе уже спас дедушка Иван, бабушка Евгения да многочисленные тетушки. (Совсем не странно, что пришло время, когда мы забрали их к себе в Саяны, в Саяногорск, в далёкую Сибирь, помогали им, ухаживали, «досматривали» их и хоронили по-людски, чтобы они, не имея своих детей, не оказались заброшенными, не чувствовали себя ненужными, одинокими).

Фашистов в 1943 г. в Украине фактически не было. Они рвали Россию, а в Украине появились тогда, когда их на свой запад попёрла Красная Армия. У нас уже был огород и в нем – старый сад, который отец садил ещё когда жил со своей первой семьей, у нас было целое стадо коз, что являлось главным подспорьем жизни семьи.

Недобитые фашисты были очень злые и коварные. Отступая, они заняли село, выгнав из домов жителей, чтобы самим поселиться. Наша хата стояла почти на краю села, на левом берегу реки Великая Высь. А Красная Армия наступала со стороны правого берега, выбивая обороняющихся фашистов. Враг, хотя и разбитый в России, всё равно хватался за Украину, за Белоруссию, Румынию.

Нашу семью в феврале 1944 г. немцы выгнали с хаты, и мы поселились в козьем хлеву, а у фашистов одну комнату заняли минометчики, а их минометы стояли в саду, прячась среди деревьев, а в другой комнате поселился офицер, который сразу же нашего брата Володю превратил в денщика, заставляя его чистить сапоги, шинель, убирать постель.

Передовая фашистов от нашего дома находилась недалеко. Любой выстрел мы слышали. Чтобы минометчикам выбегать к своим минометам, произведя залп огня в сторону наступающих красноармейцев, они вырубили в стене проём и выбегали к минометам не через дверь, а через этот проем. А если слышали плач детей, то со злостью пинали сапогами, грозили убить.

Фашисты недолго продержались. Уже в марте Красная Армия с боем освободила наше село. Тот фашистский офицер, что жил во второй комнате нашей хаты, отступа, я оставил на столе горстку конфет, которая оказалась заминированной. Нас спасло то, что отец строго запретил заходить в ту комнату, пока не появились красноармейцы. Они-то и показали отцу, что могло бы произойти.