Карло Гинзбург - Деревянные глаза. Десять статей о дистанции

© Carlo Ginzburg, 1998

© Новое издательство, 2021

«Деревянным глазам» исполнилось двадцать лет. За это время книгу перевели на многие языки [1] Немецкий, испанский, английский, французский, португальский, японский, греческий, турецкий, болгарский. . Однако русский перевод отличается от остальных своим подзаголовком – это «Десять размышлений о дистанции», на итальянском и других языках их было девять. Я принял предложение Сергея Козлова и Михаила Велижева и включил в сборник многажды переводившуюся раньше статью «Наши и их слова: размышление о ремесле историка сегодня» [2] Ginzburg C. Our Words, and Theirs: A Reflection on the Historian’s Craf, Today // Historical Knowledge: In Quest of Theory, Method and Evidence / Ed. by S. Fellman, M. Rahikainen. Cambridge, 2012. P. 97–119. Статья переведена на японский, испанский, французский и китайский языки. [В 2019 году вышло новое итальянское издание «Деревянных глаз»: Ginzburg C. Occhiacci di legno: Dieci riflessioni sull distanza. Macerata: Quodlibet, 2019; его, в отличие от настоящей книги, Гинзбург дополнил работой «Schemi, preconcetti, esperimenti a doppio cieco: Riflessioni di uno storico» (2017).] . О причинах своего выбора я скажу чуть ниже.

Стремясь описать эту книгу потенциальному русскому читателю, я бы исходил из этого подзаголовка. Говоря в визуальных терминах, десять размышлений о дистанции – это десять крупных планов. Кто-то может возразить, что крупный план – визуальная метафора, пришедшая из сферы кинематографа, – предполагает физическую приближенность к объекту, то есть прямую противоположность дистанции. Но, как увидит читатель, эти размышления о противоречивых познавательных и моральных аспектах дистанции основываются на пристальном аналитическом чтении текстов и изображений. Аналогичным образом в фильме крупный план отсылает, при помощи монтажа, к общему плану. Каждый из этих очерков строится как нарративный ряд пронумерованных параграфов, между которыми часто зияют резкие разрывы. В этих рваных переходах от параграфа к параграфу можно угадать неявную отсылку к кинематографическому монтажу [3] Такая нарративная стратегия стала предметом критического рассмотрения в одной из работ К. Томаса, см.: Thomas K . Historians and Storytellers // Common Knowledge. 2014. Vol. 20. № 1. P. 9–10. . Говоря точнее – к фильмам и теоретическим работам Сергея Эйзенштейна, начиная с его знаменитой статьи о происхождении крупного плана [4] Eisenstein S.M . Dickens, Griffith, and the Film Today // Eisenstein S.M. The Film Form: Essays in Film Theory. New York, 1977. P. 195–255 [ Эйзенштейн С.М . Диккенс, Гриффит и мы // Эйзенштейн С.М. Избранные произведения: В 6 т. М., 1967. Т. 5. С. 129–180]. . Сначала теоретические размышления, а затем и фильмы Эйзенштейна служили мне ориентиром в работе много лет, еще до того, как я прочитал книгу Зигфрида Кракауэра «История: Предпоследнее». В этой книге Кракауэр проанализировал отношения между микро- и макроисторией, выявляя познавательные импликации монтажного принципа [5] См. мою статью «Детали, крупные планы, микроанализ: Размышления на полях книги Зигфрида Кракауэра» (2003), перепечатанную в кн.: Ginzburg С . Il filo e le tracce: Vero falso finto. Milano, 2006. P. 225–240. .

Написанное Кракауэром уводит нас очень далеко от расхожего представления о микроистории, согласно которому она занимается исключительно отдельными лицами или подчиненными сообществами. Микроистория, как она практиковалась, а затем и осмыслялась, с середины 1970-х годов группой итальянских историков, ставила перед собой более обширные и более амбициозные задачи. Приставка «микро-» имела в виду не размеры, реальные или символические, изучаемого объекта, но характер исследовательского подхода к объекту. Она отсылала к микроскопу.

Историк может применить свой микроскоп к чему угодно – и к безвестному индивиду, и к знаменитому событию. Мелкая деталь текста приведет читателя «Деревянных глаз» к размышлениям об отношениях между еврейской Библией и Евангелиями (глава 4); деревянная кукла, называемая «репрезентацией», заставит погрузиться в хитросплетения, которые связывали в Средние века политическую власть, изображения и таинство евхаристии (глава 3), и т. д. Каждый из случаев, анализируемых в этой книге, открывает дорогу новым вопросам и (надеюсь) все более углубленным обобщениям. Крупные планы – инструмент остранения : они помогают не считать реальность – прошлую или настоящую – само собой разумеющейся (глава 1). Я думаю, что историческое познание служит в первую очередь именно этой цели.