Irma Narbut - Война и человек в русской классической литературе

Заключение стихотворения – философское размышление о войне. Поэт полемизирует с официозным воззрением на войну, с поверхностным ее изображением. Трагизм войны в том, что люди вынуждены убивать друг друга, вместо того, чтобы жить в мире и братстве. В финале стихотворения возникают размышления о бессмысленности «беспрестанной и напрасной» вражды, о том, что война и кровопролитие враждебны лучшему в человеческом естестве и «вечно гордой и спокойной» жизни природы: «И с грустью тайной и сердечной / Я думал: жалкий человек, / Чего он хочет!..».

Космизм Лермонтова-поэта-пророка – во взгляде «извне» на происходящее: враждебность человека природе, себе подобным и всему мирозданию.

Война задает вопрос: почему человек превращает прекрасную поэзию природы и жизни в безобразную прозу разрушения?

«…Началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие», — писал Лев Толстой в романе «Война и мир ». Что может противопоставить человек смерти, потере близких, страху, малодушию?

В оценке и в изображении войны Л. Толстой близок великому поэту. Как и Лермонтов в «Бородино», он рисует незаметных, рядовых участников сражений – истинных героев Отечества.

Писатель употребляет нравственные понятия и не говорит о явлениях социальных и экономических. Этими принципами оценки исторических событий, и в частности войны, определяются и методы ее изображения.

Как к оценке поступков отдельных людей, так и к оценке исторических событий Толстой подходит с критериями добра и зла. Развязывание войны он считает величайшим проявлением зла. Уже в рассказе «Набег» молодой автор пытался подойти к войне не только как свидетель и участник, живо рассказывающий о боях и походах, но и как мыслитель, задумывающийся над вопросами о сущности войны, о ее причинах и следствиях.

В вариантах «Набега» Толстой сделал признание: «Война всегда интересовала меня. Но война не в смысле комбинаций великих полководцев – воображение мое отказывалось следить за такими громадными действиями: я не понимал их, – а интересовал меня самый факт войны – убийство. Мне интереснее знать: каким образом и под влиянием какого чувства убил один солдат другого, чем расположение войск при Аустерлицкой или Бородинской битве». Так ставил вопрос писатель-гуманист, ибо живой человек есть «то, чему не может быть оценки, выше чего ничего нет».

Уже в ранних военных рассказах Толстого заметно его стремление поразмыслить над вопросом о том, что значит война не только для отдельного человека, а и для того или иного сообщества людей – семьи, народа, нации, государства. «Неужели, – пишет Толстой в рассказе „Набег“, – тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? Всё недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой – этим непосредственнейшим выражением красоты и добра».

В вариантах к «Набегу» молодой писатель сделал попытку ответить на поставленные им вопросы. «Война? Какое непонятное явление в роде человеческом. Когда рассудок задает себе вопрос: справедливо ли, необходимо ли оно? Внутренний голос всегда отвечает: нет. Одно постоянство этого неестественного явления делает его естественным, а чувство самосохранения справедливым».

Дневник Толстого – участника Кавказской войны – и первые его произведения о ней говорят, что писатель размышлял о войнах справедливых (освободительных) и несправедливых (захватнических).Такое их различение отчетливо проводится писателем в его Севастопольских рассказах и в «Войне и мире.«Написанные в короткие перерывы между боями рассказ Толстого «Севастополь в декабре месяце» и потом «Севастополь в августе» потрясли читателей тем, что в них – впервые в литературе – война была изображена не с «казовой», парадной стороны, а «в настоящем ее выражении – в крови, в страданиях, в смерти». Севастопольские рассказы Толстого предваряют «Войну и мир» не только беспощадно-правдивым изображением военной страды, не только прославлением героизма народа и его армии, защищающих от иноземных захватчиков родную землю, но и тем, что в них во весь голос звучит протест против войны. «…Вопрос, не решенный дипломатами, – говорит писатель в рассказе «Севастополь в мае», – еще меньше решается порохом и кровью «…» Одно из двух: или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать».