Впрочем, в свои последние годы Визер занимался в основном социологией в том смысле, в котором ее можно считать анализом истории или, как он выражался с присущим ему умением давать меткие прозвища, «историей без имен». Историческая социология, она же социологическая история, была его первым научным интересом, и ей же суждено было стать последним. Годами трудясь над ней с юношеским задором, Визер в возрасте семидесяти четырех лет опубликовал свое великое социологическое исследование «Закон власти» («Das Gesetz der Macht»), добившись тем самым той цели, которую поставил себе еще в университете, и пожав плоды своих размышлений в этой области.
В жизни Визера не было ничего небрежного, незаконченного, неискреннего или искаженного. Каждое событие этой жизни было частью гармоничного целого; она была похожа на дерево, которое медленно растет и распускается, чтобы со временем достичь впечатляющей высоты.
Приложение 3 Ладисяав фон Борткевич (1868–1931) [244]
Фон Борткевич, самый выдающийся немецкий статистик после Вильгельма Лексиса и во многих отношениях его ученик, не был немцем по происхождению. Он родился в Санкт-Петербурге, в одной из тех польских семей, которые сумели наладить отношения с русскими правителями Польши. В этом же городе он вырос, получил образование и впоследствии некоторое время преподавал в университете. Во время своего длительного пребывания в Германии, где в 1895 году Борткевич стал приват-доцентом в Страсбургском университете, он завязал знакомства, благодаря которым в 1901 году был назначен «экстраординарным профессором» (доцентом) в университете Берлина. Крайне характерно для Борткевича то, что никому не пришло в голову выдвинуть этого выдающегося человека на роль главы кафедры ни в Берлинском, ни в других университетах, и только в 1920 году, когда в попытке «демократизовать» факультеты все внештатные профессора были назначены полноценными профессорами, он тоже получил этот статус, хотя и не перестал при этом пребывать в полной изоляции.
Для такого отношения было несколько причин. Борткевич был иностранцем. Хотя он излагал свои мысли стройно как устно, так и на бумаге, хорошим лектором он не был, и говорят, что свои лекции, продуманные с типичным для него вниманием к мельчайшим деталям, он читал в довольно-таки пустых аудиториях. Из-за критического склада ума Борткевича боялись, но не любили. Те коллеги, которые должны были бы предложить Министерству образования его кандидатуру, едва ли были способны понять тот вклад, который он внес в науку. Борткевича, казалось, это не расстраивало, он держался отчужденно, со сдержанным достоинством, наслаждаясь тем уважением, с которым к нему относились все окружающие, и тихой жизнью ученого, которую неожиданная смерть оборвала в самом расцвете интеллектуальных сил. Полную, насколько мне известно, библиографию Борткевича, к которой читатель может обратиться, составил профессор Оскар Андерсон [245].
Природа создала Борткевича критиком до мозга костей, определив его предназначение с несвойственной ей решительностью, так что даже собственные исследования Борткевич писал в форме критики чужих работ; критика была его жизнью. Эта склонность, или, скорее, даже страсть к критике, из которой он не упускал даже маленьких промахов в численных примерах, особенно заметна в его экономических трудах. В этой области он не создал собственных произведений, и я считаю, что зря: если бы Борткевич не отказался в полной мере использовать в экономической теории все те математические инструменты, которые были в его распоряжении, он встал бы наравне с Эджуортом или Бароне. Однако он все же поднял знамя экономической теории – под девизом Маршалла – в стране, в которой в то время никто не желал о ней слышать, и очистил не одно поле боя мощными ударами своего меча. Главное достижение Борткевича – его анализ теоретического основания системы Маркса (см.: Bortkiewicz L. von. Wertrechnung und Preisrechnung im Marxschen System // Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1906. Bd. 23. S. 1-50; 1907. Bd. 25. S. 10–51, 445–488; Bortkiewicz L. von. Zur Berichtigung der grundlegenden theoretischen Konstruktion von Marx im Dritten Band des «Kapital» //Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik. Juli 1907. Bd. 34. S. 319–335), лучшее исследование, когда-либо написанное об этой системе, а заодно и обо всех остальных ее критиках. Не меньшим шедевром является его исследование теорий ренты в трудах Родбертуса и Маркса (см.: Bortkiewicz L. von. Die Rodbertus’sche Grundrententheorie und die Marx’sehe Lehre von der absoluten Grundrente // Archiv für Geschichte des Sozialismus. 1910–1911. Bd.l. S. 1-40, 391–434). В отношении тех работ, в которых промахи были вторичны, а теоретические основы прочны, как у Вальраса, Парето и Бём-Баверка, суровый критик проявлял себя не так заметно. Как автор трудов о теории денег и монетарной политике Борткевич высоко ценится среди немецких писателей. Мы многим обязаны ему в отношении тем золотовалютного стандарта, банковского кредита и скорости обращения денежных средств. Однако лучшее, что Борткевич создал в этой области, – это его работа об индексах (см.: Bortkiewicz L. von. Zweck und Struktur einer Preisindex-zahl//Nordisk Statistisk Tidskrift. 1923–1924. Bd.2. S. 369–408; Bd.3. S. 208–252, 494–516), мастерский обзор исследований Ирвинга Фишера, достойный считаться самостоятельным научным вкладом в теорию статистических проверок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу