Олдос Хаксли - Избранное - Контрапункт. О дивный новый мир. Рассказы

— …ужасно нудный, — говорила Воркующая. — Куда ни пойду, вечно он тут же вертится. И такой толстокожий, ничем его не проймёшь. Я ему сказала, что терпеть не могу евреев, что он урод, и глуп, и такой бестактный, надоедливый и нудный. Но с него всё как с гуся вода.

— По крайней мере ты могла бы воспользоваться его услугами, — заметила Та, что с хрипотцой.

— А я и пользуюсь, — подтвердила Воркующая.

— Ну, это уже кое-что.

— Кое-что, — согласилась Воркующая. — Но не так-то много. Короткое молчание. «О, Господи, — взмолился Питер, — только бы они не заметили».

— Вот если бы, — задумчиво начала Воркующая, — если бы мужчины способны были понять, что…

Рычание и свирепый лай прервали её на полуслове. Обе молодые женщины обернулись.

— Понго! — тревожно и повелительно крикнули они в один голос. И снова, ещё настойчивей: — Понго!

Но крики остались втуне. Понго и рыжий терьер уже яростно сцепились и ни на что не обращали внимания.

— Понго! Понго!

— Бенни! — столь же тщетно взывали маленькая девочка и её солидная нянюшка, хозяйки рыжего терьера. — Бенни, поди сюда!

Вот он, желанный миг, чреватый счастливейшими возможностями. Питер в восторге кинулся на собак.

— Пошёл прочь, скотина! — закричал он, пиная рыжего терьера. Ведь терьер был враг, а французский бульдог — их бульдог — друг, и ему на помощь Питер пришёл, как приходили боги с Олимпа на помощь героям «Илиады». — Пошёл прочь!

В азарте он даже о заикании забыл. Произнести «п» всегда было для него пыткой, а тут он выкрикнул «Пошёл прочь» без малейшей запинки. Он хватал собак за коротко обрубленные хвосты, за ощетиненные загривки и силился растащить. Опять и опять он пинал рыжего терьера. Но укусил его бульдог. Этот бульдог оказался ещё глупей Аякса [396] В «Илиаде» Гомера Аякс Теламонид, греческий герой, в доблести уступающий только Ахиллу, часто идёт против воли богов. , он не понял, что божество сражается на его стороне. Но Питер не почувствовал обиды, в пылу воодушевления он почти не почувствовал и боли. На кисти левой руки заалел ряд рваных ранок, потекла кровь.

— Ой! — вскрикнула Воркующая, словно ей самой впились в руку собачьи зубы.

— Берегитесь! — тревожно умоляла Та, что с хрипотцой. — Берегитесь!

Их голоса прибавили Питеру сил. Он ещё усердней стал тащить разъярённых псов в разные стороны и пинать терьера и наконец на долю секунды ухитрился отодрать их друг от друга. На долю секунды каждый выпустил ту часть вражьей шкуры и мяса, в которую впивался зубами. Питер воспользовался мгновением, ухватил чёрный загривок и высоко вздёрнул яростно огрызающегося, извивающегося, рычащего бульдога. Рыжий терьер повернулся к нему и захлёбывался лаем и то и дело подскакивал, пытаясь достать зубами болтающиеся в воздухе чёрные лапы врага. Но Питер, подобно Персею, высоко поднявшему отсечённую голову Горгоны [397] В греческой мифологии потомок Геракла Персей, поднявшись в воздух на дарованных ему нимфами крылатых сандалиях, отрубил голову одной из сестёр-горгон Медузе, чей взгляд был способен превращать всё живое в камень. Наиболее известное скульптурное изображение Персея принадлежит Б. Челлини, изваявшему героя с головой Медузы в высоко поднятой руке. , вскинул руку вверх, как только мог, и корчащийся Понго оказался вне опасности. Рыжего терьера Питер отбивал ногой; тем временем девочка с няней кое-как обрели присутствие духа, подобрались к разъярённой собаке сзади и прицепили наконец к ошейнику рыжего поводок. Рыжий упирался всеми четырьмя лапами, оставляя борозды в траве, и всё ещё лаял — впрочем, не очень громко: он так рвался, что ошейник едва не задушил его, но в конце концов его силой уволокли прочь. А Понго висел в шести футах над землёй и тщетно извивался, пытаясь высвободиться из пальцев, которые стискивали его чёрный короткошёрстый загривок.

Питер повернулся и подошёл к богиням. У Той, что с хрипотцой, оказались узкие глаза и печальная складка губ, лицо худое и почти трагическое. У Воркующей щёки покруглей, лицо белее, румянец ярче, глаза голубее. Питер смотрел то на одну, то на другую и не мог решить, которая красивее.

Он опустил наземь извивающегося Понго. «Вот ваша собака», — только и хотел он сказать. Но от ослепительной прелести этих лиц к нему разом вернулась застенчивость, а с нею и заикание.

— Вот ваша… — начал он, но «собаку» выговорить не сумел. Звук «с» для Питера всегда был камнем преткновения.