Владимир Гайсинский - Путь в никуда

Зерно, брошенное когда-то Садыком, проросло богатым урожаем. Всю свою жизнь он призывал мусульман к убийству кафиров, и вот сегодня он пожинает плоды своей деятельности: теракты на Северном Кавказе, в США, Германии, Бельгии, Франции, Турции, а сколько крови в Сирии, Ираке, Афганистане, Ливии и Йемене, воюют против диктаторов-президентов, против ущемления прав трудящихся, против национальной принадлежности, против ущемления религии, против унижения из-за цвета кожи, воюют просто потому, что поколение выросло в условиях войны, и они эти люди ничего другого не умеют и не хотят ничего другого. О великий и всемогущий, неужели ты не вразумишь детей своих и обречешь человечество на мрак средневековья?

Сегодня ночью к Садыку во сне вновь приходил Джура. Только тяжелый сон навалился на Садыка, а этот уже здесь сидит и смотрит на него своим пронизывающим взглядом, упрекая во всех смертных грехах: «Религия – это искренность, трижды повторил Мухаммад, искренность перед Аллахом и перед мусульманами, а ты всю свою жизнь сам жил во грехе и обманывал людей». «Сними чалму, – вдруг попросил Джура, и Садык повиновался, оголив свой бритый череп. – Вот видишь, Имам-ат-Тиризми, передал хадис в котором сообщается, что Мухаммад проклял тех, кто бреет головы, а ты? Ты нечестивец и проклят будешь Аллахом. Ты всю свою жизнь гордился, что самоубийство ввел в ранг шахидизма, а знаешь ли ты, что самоубийство – великий грех, и однажды Аллах по поводу самоубийцы сказал: “Мой раб опередил меня, и Я лишаю его возможности войти в рай” (аль-Бухари. Фатх аль-Бари, т. 6, с. 496)? Ты посмотри, что сделали твои паршивые книжонки, кровь льется рекой и ведь воюют уже братья между собой. Посланник Аллаха сказал: “Пусть никто из вас не поднимает оружия на своего брата, потому что сатана может насесть на его руку, и тогда он попадет в яму с огнем” (Шарх Сахих Муслим, т. 16, с. 408)». – «Неправда, – возразил Садык, – мы воюем против сектантов, они не истинные мусульмане». Джура с грустью смотрит на Садыка и говорит: «Абу Хурейра сообщает, что пророк сказал: “Если кто-нибудь поднимет меч на своего брата, то ангелы будут проклинать его до тех пор, пока он не опустит его, даже если это будет сводный брат по отцовской или материнской линии”. В конце Джура заявил, что будет являться к Садыку до тех пор, пока он не умрет, и Аллах не сожжет его подлую душонку, Садык хотел возразить ему, но в ответ услышал громкие удары, еще не проснувшись окончательно, он понял, что это пришли за ним, да, это был спецназ, они ломали двери, они возьмут не только его, они возьмут всех, кто сегодня помогает ему, они возьмут их с оружием и боеприпасами, с литературой, которую привез Садык, наркотиками, которыми они отравляли сознание тех, кто добровольно объявлял себя шахидом и записывался в боевики Исламского государства. Времени оставалось немного, в тюрьму Садык не хотел, он перекинул развернутую чалму 13через балку под потолком, потом накрутил петлю, надел петлю себе на шею и оттолкнулся от кровати. Ворвавшиеся спецназовцы обнаружили тело, болтающееся на балке под потолком без всяких признаков жизни. Садык умер во грехе, покончив с собой, так же, как прожил эту жизнь.

Утром Сашка узнал, что операция по задержанию главарей Исламской партии освобождения прошла успешно и без потерь, только один старик из Хизб-атТахрир успел повеситься. Сашка, передавший через посольство информацию о местонахождении главарей террористов российским властям, понял, что это был Садык. Еще одна ячейка убийц и головорезов перестала существовать, а сколько их еще разбросано по земле.

Они стояли вместе в ташкентском аэропорту, ожидая самолета из Москвы. Сашка нежно обнимал хрупкие плечи Татьяны, а она то и дело поглядывала на него, наконец объявили о посадке самолета, и они стали смотреть на подъехавший трап. И вот на трапе появился Мокей с Зинкой. Он твердо сжимал своей биомеханической рукой белую трость, а на его безжизненные глазницы были надеты черные солнцезащитные очки, Мокей достаточно твердо спускался по трапу, поддерживаемый помолодевшей Зинкой. Татьяна бросилась встречать родителей, а потом долго целовала отца и мать, подошел и Сашка, обняв Мокея, он что-то прошептал ему на ухо. «Я все знаю, спасибо тебе, сынок, спасибо за все, если бы не ты… – голос Мокея задрожал, – а еще спасибо твоей маме за отмщение. Знаешь, поехали к нам, мне нужно тебе многое рассказать».

Потом они отправились домой к Мокею – и первое, что заявил Мокей, когда они оказались у него дома, что инвалидное кресло ему не нужно, что он должен много ходить и тренировать свои мышцы, что его биомеханические протезы рук еще не совсем освоены, а он хочет добиться совершенства в управлении ими. Женщины ушли в другую комнату, где Зинка стала разбирать подарки для Тани и для себя, а Сашка с Мокеем стали рассказывать друг другу, что с ними произошло, причем Мокей называл Сашку не иначе как «сынок».