Валерий Могильницкий - В долине слез. О великих узниках Карлага

Эту встречу невозможно описать простыми словами. Она показывала ему свои пальцы, которые стали толстыми и корявыми от тяжелой работы на свиноферме, и рыдала: «Ты, Павлуша, никогда их уже не поцелуешь…» Но он кивал в разные стороны своей поседевшей головой, приговаривая: «Напрасно ты так думаешь, голубушка. Вот вырвемся на свободу, я буду работать, а ты отдыхать и твои пальцы снова станут изящными и тонкими, как в Москве. Ты снова будешь принцессой». И он целовал ее огрубевшие руки и соленые губы горячо и страстно, как в первые дни знакомства…

Вскоре наших героев освободили, но в Москву не пустили. Пришлось возвращаться в Ташкент. И жить бы им поживать, горюшка не знать, но фортуна опять отвернулась от них.

Правда, несколько лет были безоблачными и даже радостными. В местном издательстве в Ташкенте сразу оценили графические работы Воронкина, его иллюстрации к узбекским народным сказкам, повестям и рассказам местных писателей. Свои офорты, картины Павел представлял несколько раз на выставках в Москве и был удостоен Почетных грамот и Дипломов Союза художников СССР.

Ему очень повезло на супругу. Юля была очень простой женщиной, без высшего образования, но у нее существовало одно прекрасное качество – она невероятно любила природу. Воронкин купил за городом дачу, семь соток, и все свободное время они с Юлей проводили там. Правда, Павел и на даче не расставался с мольбертом, но всегда помогал Юле сажать клубни картофеля, поливать грядки, окучивать их. В саду выросли березы, яблони, груши, огромный дуб… Павел любил обнимать его, приговаривая: «Дубок, родимый, дай мне твои силы и твое здоровье – все выдержу, выстою и своего добьюсь». Наверное, дубок давал ему много энергии, потому что в то время Павел работал очень энергично, с подъемом.

Но вскоре все стало складываться самым неудачным образом.

Однажды его вызвал к себе директор издательства и сказал тихо, но властно:

– Ты должен отблагодарить меня за то, что я тебя содержу. Отныне каждый месяц ты будешь отдавать мне 30 процентов своих гонораров и зарплаты. Все так делают. Мне эти деньги нужны для Министра, разных мероприятий.

Павел возмутился: «За свой труд я и так ничего не получаю. Почему я должен отдавать честно заработанное? Так не пойдет!»

Директор мрачно рассмеялся:

– Да я пошутил!

Отказав руководителю во взятках, Воронкин и не думал, какой шквал невзгод обрушил на себя. Его больше не продвигали по службе, ему отказывали в поездках в Москву для участия во всесоюзных выставках, его лишали разных премий. Зато всякие бездари, художники-графоманы, отдающие 30 процентов зарплаты директору, процветали. Им – первый калач и первая рюмка на всяких празднествах, им – почет и уважение, в президиумах они сидели на первых рядах, обласканные взглядом хозяина.

Когда его представили к ордену, а затем по непонятной причине отказали, Павел вообще впал в тоску и уныние.

Как могла, изо всех сил его поддерживала Юля. Он держался. Но вскоре его должность сократили. И тут Павел не упал на больничную койку, не бросил мольберт и кисть. Он взялся за поделки – рисовал копии с картин Шишкина, Левитана и продавал их на рынке. Они быстро расходились, и Павел был при деньгах. Он уже мог позволить себе одну-две рюмки водки в роскошных ресторанах, сидя под созданными им копиями картин знаменитых передвижников.

Но Юля не чувствовала себя счастливой, она говорила Павлу:

– Ты загубишь себя, мой дорогой. Ведь ты тратишь свой талант не по назначению. Твои графические работы самобытны, оригинальны – в них твой почерк, стиль, твоя душа… А что копии? Это все не твое, это все чужое. Какой же ты художник?

Слова жены глубоко ранили Павла. Но она была права – зарабатывая не самым приятным способом, он спасал себе жизнь, но губил свой талант. Где же выход?

Когда Павел гостил в Москве у своего побратима по Степлагу, писателя Павла Стефановского, тот ему посоветовал:

– А что тут мудрить? Меняй квартиру в Ташкенте на московскую, и весь лад… В Москве и работу, и друзей настоящих обретешь…

Но на Ташкент москвичи не соглашались. В конце концов состоялся вариант: Ташкент-Казань. И Павел с Юлей, не жалея ни о чем, выехали в Татарстан, и там наш художник устроился опять на работу.

Но беда не ходит одной. Вскоре скончалась Юля. Бросился было за ружьем, чтобы покончить с собой, но не нашел его. Вспомнил, что Юля продала ружье еще в Ташкенте, когда он оказался без работы и без денег. Обычно он приносил домой каждый вечер буханку хлеба, возвращаясь из издательства, а тут появилась Юля с хлебным караваем. На вопрос: «Где взяла деньги?» ничего не ответила. Но Павел догадался: с ковра на стене исчезло охотничье ружье, которое ему подарили во Владивостоке. Так он ни разу и не выстрелил из него…