Чернышевский назвал Грановского «просветителем нации». Щедрина можно назвать воспитателем общественного самосознания нации и духовно бесстрашным выразителем русской национальной самокритики. И как писатель и как редактор двух лучших демократических журналов эпохи – «Современника» и «Отечественных записок» – Щедрин сыграл выдающуюся роль в пробуждении гражданского сознания и возбуждении социально-политического протеста в России. В этом отношении его литературная деятельность имела для русского общества руководящее значение наравне с деятельностью Белинского, Герцена, Некрасова, Добролюбова, Чернышевского.
С тех пор, как жил и творил Щедрин, прошло много лет. Россия прошла за это время через три революции и изменилась до неузнаваемости. Читателям наших дней нелегко или уже невозможно изведать в полной мере то «горькое» наслаждение, которое доставлял писатель своим современникам, и ощутить непосредственное могущество его грозного авторитета. Эта эпоха ушла в далекое прошлое. Ее главный исторический пафос утрачен – драматический пафос борьбы народов России с самодержавно-крепостническим и помещичье-буржуазным строем. Явление «исторической несовместимости» в той или иной мере неизбежно во взаимоотношениях любого «наследства» и «наследников». Тем более это относится к Щедрину, чьи произведения больше, чем у других русских классиков, погружены в политический быт и общественную борьбу своего времени. Но литературное наследство Щедрина, как и всякого великого писателя, писавшего об «основах», принадлежит не только прошлому, но и настоящему и будущему. Оно открыто для них. Открыто в двух главнейших качествах – как ценность историческая и как ценность реальной силы в нашей сегодняшней борьбе за идеалы социально-справедливой жизни.
О первом значении кратко, но исчерпывающе сказал Горький: «Невозможно понять историю России во второй половине XIX века без помощи Щедрина». Действительно, щедринские произведения являются единственным в своем роде художественным и публицистическим «комментарием» русской жизни прошлого века. «Комментарием» этим интересовались Маркс и Энгельс, читавшие Щедрина в подлиннике. Много раз обращался к нему Ленин, окружавший талант писателя таким пристальным вниманием.
Следует, однако, признать, что, несмотря на общепризнанность Щедрина, его сейчас плохо знают, мало читают. Некоторых отпугивает смелость его критики и отрицания, мощь разрушающих ударов, странный мир его героев, в котором наряду с живыми людьми, чаще отрицательного типа, сосуществуют люди-куклы, автоматы, маски, силуэты, а наряду с реальной жизнью – царство «теней» и «призраков». Отпугивают также мрачность многих произведений и их сатирическая жесткость. «Бич сарказма, – говорил декабрист М. С. Лунин, – так же сечет, как и топор палача». А Щедрин, как сказано, был гением сарказма. Для многих Щедрин слишком неуютный, колючий, беспощадный писатель. Даже Луначарский, большой его почитатель, говорил: «Сатира Щедрина <���…> при всем блестящем остроумии тяжела, ее просто трудно читать! Она такая злая, она звенит как натянутая струна, она готова оборваться. Она надрывает Вам сердце…»
И это отчасти верно. Некоторые произведения Щедрина, особенно последних лет его жизни, написанные в полосе глубокой реакции 1880-х годов, трагичны и предельно напряженны. Кроме того, как уже указано, многое в них погружено в политический быт своего времени и без конкретного знания этого быта трудно для восприятия.
Но не менее верно и другое – неумирающая художественная ценность основных образов, созданных писателем, могущество и духовное бесстрашие его мысли, ни с чем не сравнимая познавательная сила его произведений, наконец, великая устремленность Щедрина в будущее, неизменно предстоявшее перед его умственным взором в перспективе, хотя и неясной, социалистического идеала.
«Писатели, – утверждал Чехов, – которых мы называем вечными или просто хорошими и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и Вас зовут туда же… Лучшие из них реальны и пишут жизнь такою, какая она есть, но оттого, что каждая строка пропитана, как соком, сознанием цели, Вы, кроме жизни, какая есть, чувствуете еще ту жизнь, какая должна быть, и это пленяет Вас».
Этот «важный признак» в высшей степени характерен для Щедрина (как и для самого Чехова). Он был и остается одним из тех великих писателей, который умел проводить положительные идеалы в отрицательной форме, умел тревожить мысль и совесть людей, звать их на борьбу за высокий, справедливый строй жизни. «Sursum corda!» – «ГорИ имеем сердцА!» – любил повторять Щедрин слова библейского зова пророка Иеремии, вкладывая в них всю силу своей жажды добра и правды. «Неизменным предметом моей литературной деятельности, – утверждал он, – был протест против произвола, лганья, хищничества, предательства, пустомыслия и т. д. Ройтесь, сколько хотите во всей массе мною написанного, – ручаюсь, ничего другого не найдете».
Читать дальше