Игорь Назаров - Так и живем. Сатиры смелый властелин

Щедрина нередко называют продолжателем и преемником Гоголя. В определенном историческом ракурсе это верно. Да и он сам смотрел на Гоголя как на своего учителя. Однако по характеру художественного восприятия и изображения действительности они сильно разнятся друг от друга. Можно сказать, что созданное Щедриным огромное «полотно» русской жизни, хотя и изобилующее сатирическими заострениями и гротесками, более реалистично, чем художественный мир героев «Ревизора» и «Мертвых душ», созданных воображением Гоголя. Важно подчеркнуть при этом, что щедринское «полотно» заполнено преимущественно не индивидуальными, а «групповыми портретами» целых классов, сословий и других социально-политических и должностных номенклатур. Главное внимание уделено трем социальным «китам», на которых «стояла» тогдашняя Россия, – народным, крестьянским массам, бедствующим «иванушкам», правящему, но уже сходящему с исторической авансцены дворянству и идущему ему на смену новому «дирижирующему классу», молодой отечественной буржуазии.

Истинный демократ, чье сердце, по собственным его словам, «истекало кровью» при зрелище бед народных, Щедрин не страшился смело писать о всех темных пятнах, о всех противоречиях современной ему народной жизни. Щедрин – художник обнаженных социальных противоречий. Главное противоречие: сила и бессилие народа, могучая потенциальная сила, но практическое бессилие на той ступени, в то время, когда исторически предопределенное освобождение масс еще не могло быть осуществимо. Эта тема проходит через все произведения Щедрина, хотя и в разных тональностях. В годы демократического подъема «шестидесятничества» в ней присутствуют и мажорные, оптимистические тоны; после срыва движения господствуют, все усиливаясь и омрачаясь, звучания драматические. Их могли снять лишь победившие или побеждавшие силы, направленные на радикальное переустройство существовавшего «порядка вещей». Но тогдашние силы революции, а также либеральной оппозиции с ее требованиями буржуазно-демократических реформ не внушали Щедрину надежд. Лишь в конце своего жизненного пути, во «Введении» к «Мелочам жизни», он, хотя и туманно предвосхитил, говоря словами Блока, «неслыханные перемены, невиданные мятежи» будущего.

Российское дворянство, помещичья среда нашли в Щедрине самого сурового бытописателя и критика. Дворянство нигде не показано у Щедрина в цветении своей культуры. У него это везде лишь принуждающая сила или же сила социально выдохшаяся, лишенная залогов будущего. Своим сугубо критическим «портретом» помещичьего класса Щедрин заполнил в литературе пробел, который оставили в изображении русского дворянства Тургенев и Толстой. С наибольшей художественной силой картина хозяйственного упадка и идейно-нравственного опустошения помещичье-усадебной жизни дана в «Господах Головлевых», одном из великих, но и самых мрачных украшений русской литературы. Однако знаменитый образ главного героя романа Иудушки далеко выходит за пределы породившей его национальной почвы, социальной среды и эпохи. Образ Иудушки – образ социального отъединения, социальной пустоты жизни, одно из сильнейших в литературе воплощений этого зла.

Способность улавливать в потоке жизни новые социальные течения и типы в самый момент их зарождения дала Щедрину возможность стать первым в нашей литературе выдающимся изобразителем и критиком буржуазной России. Хотя в понимании писателя капиталистическое развитие страны было неотвратимой исторической закономерностью, воспринималось оно им отрицательно, преимущественно со стороны его разрушительных сил в сфере общественных идеалов и морали. «…Идет чумазый! – почти с отчаянием восклицал Щедрин. – Идет и на вопрос: что есть истина? твердо и неукоснительно ответит: распивочно и на вынос!» Наряду с реалистическими «портретами» новых «столпов» общества: Дерунова, Колупаева, Разуваева, классически запечатлевшими представителей первого поколения российского капитализма, – Щедрин создает и другую портретную галерею, также ставшую классической. Она исполнена в иной, остросатирической манере и посвящена «деятелям» нарождавшейся на Руси буржуазной интеллигенции. С наибольшей обличительной силой созданы образы литератора Подхалимова, адвоката Балалайкина, ученого Полосатова – идеологической и «деловой» свиты новых «стол-лов».

Щедрин высоко ценил принципиальное значение интеллигенции как образованной прослойки общества. Он писал: «Не будь интеллигенции, мы не имели бы ни понятия о чести, ни веры в убеждения, ни даже представления о человеческом образе». Но просветительский пафос в общей оценке интеллигенции сочетался у автора «Писем к тетеньке» с трагическим пониманием двойственности ее социального положения и проистекавшего отсюда политического бессилия противостоять реакции, вести самостоятельно борьбу. «Командой слабосильных» называл он либерально-буржуазную оппозицию режиму. К той же части интеллигенции, которая под знаменами «либерализма» шла на явные или тайные сделки с самодержавием и правым лагерем, Щедрин относился с открытым презрением и подвергал ее особенно едкой и беспощадной критике. Эту линию салтыковских обличений высоко ценил Чехов. Он так откликнулся на смерть писателя: «Мне жаль Салтыкова. Это была крепкая сильная голова. Тот сволочной дух, который живет в мелком, измошенничавшемся душевно русском интеллигенте среднего пошиба, потерял в нем своего самого упрямого и назойливого врага. Обличать умеет каждый газетчик, издеваться умеет и Буренин, но открыто презирать умел один только Салтыков».