Цви Найсберг - Про то, как враг народов войну выигрывал

А потому и указ Сталина «НИ ШАГУ НАЗАД» был, собственно, вполне лаконичным призывом лечь костьми на пути врага, а никак не победить его в ратном бою…

И этот беспрецедентно преступный в истории всех войн приказ начали применять к действию еще с того самого августа 1941-го года, попросту тогда его, официально повсюду вывешенного в войсках, нигде еще пока совсем этак вовсе ведь нисколько не наблюдалось.

Однако во всех инструкциях для армейского начальства данный приказ был оформлен в те самые исключительно безапелляционные, совершенно так никак не терпящие никаких возражений рамки ничем не сгибаемой воли величайшего вождя, да и было оно, кстати, с этим лозунгом всецело-то как есть досконально вполне ознакомлено.

И вот ниже будет уж всему тому приведен более чем яркий пример из книги военного корреспондента «Красной Звезды» Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

«Знаете приказ: «Ни шагу назад»? Вот молотит немец по сотням людей, а стоит отвести их за обратный скат высоты, и люди будут в безопасности, и тактического проигрыша никакого, и техника сохранится. Но вот есть приказ: «Ни шагу назад», – и держат под огнем, и губят технику, губят людей.

– Вот-вот, совершенно верно, – сказал Бова, – в сорок первом году двух полковников к нам в армию из Москвы прислали проверить этот самый приказ «Ни шагу назад». А машины у них не было, а мы за трое суток от Гомеля на двести километров драпанули. Я полковников взял к себе в полуторку, чтобы их немцы не захватили, а они трясутся в кузове и меня просят: «Дайте нам материалы по внедрению приказа ««Ни шагу назад»… «… Отчетность, ничего не поделаешь».

26

Отчетность во всем, подотчетность и явное уж впрямь-то как есть попросту так вприсядку заискивающее перед всяким высоким начальством мучительно ведь вкрадчивое низкопоклонное очковтирательство…

И главное, тут было именно в том, чтобы все значится, только лишь разве что и пошло по некоему тому самому так до чего единому плану и буквально безо всяческих излишних задержек.

Ну и скольких человеческих жизней те бумажки, где-то в тыловой тиши бездумно и многослойно составленные, нашей всецело же некогда общей отчизне… на самом-то деле, поистине как-никак некогда действительно стоили?

Бумажные планы били по рядам наших солдат, куда только весьма этак значительно похлеще вражеских пуль.

И как это вообще только могло затем восприниматься многомиллионными массами в серых шинелях?

А простой солдат между тем и близко никак вовсе-то совсем никакой не дурак, а потому и дело ясное – все-то он себе на ус враз мотает, и, кстати, более чем закономерные выводы он уж, поверьте, сколь всенепременно вполне ведь соответственно всегда этак сделать именно что на деле более чем непременно сумеет.

27

И вполне естественно, что тот самый чисто же повседневно им наблюдаемый дикий кавардак поначалу действует на него крайне угнетающе, ну а затем и впрямь до чего еще беззастенчиво разлагающе!

Кавардака никакого не было, все о нем праздные разговоры – сущие происки ярых врагов развитого социализма?!

Да только вовсе-то никак нет, поскольку это, как раз-таки ему и было, затем уж и суждено сколь явственно, вполне ведь и стать той самой раз и навсегда полностью естественной частью всего того чудовищно коварного большевистского бытия, и был он, кстати, именно таков, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

И вот он всему тому до чего и впрямь-таки на редкость яркий и наглядный пример из рассказа Владимира Тендрякова «Донна Анна».

«Это было началом нашего отступления. До Волги, до Сталинграда…

Я видел переправу через Дон: горящие под берегом автомашины, занесенные приклады, оскаленные небритые физиономии, ожесточенный мат, выстрелы, падающие в мутную воду трупы и раненые, лежащие на носилках, забытые всеми, никого не зовущие, не стонущие, обреченно молчаливые. Раненые люди молчали, а раненые лошади кричали жуткими, истеричными, почти женскими голосами.

Я видел на той стороне Дона полковников без полков в замызганных солдатских гимнастерках, в рваных ботинках с обмотками, видел майоров и капитанов в одних кальсонах. Возле нас какое-то время толкался молодец и вовсе в чем мать родила. Из жалости ему дали старую плащ-палатку. Он хватал за рукав наше начальство, со слезами уверял, что является личным адъютантом генерала Косматенко, умолял связаться со штабом армии. Никто из наших не имел представления ни о генерале Косматенко, ни о том, где сейчас штаб армии».