Владимир Буев - Монокль. Рецензии на книги Михаила Гундарина

***

Выражение « многие рассказы [вместо «рассказы» могут употребляться иные названия жанров – В.Б.] переиздаются и по сей день » могло бы стать эпиграфом ко всей книге. По меньшей мере с десяток вариантов/вариаций этой фразы по ходу текста я поначалу и насчитал, но потом считать прекратил (то ли сбился со счёта, то ли она перестала употребляться).

Ловил блох?

Многие?.. Переиздаются?.. По сей день?

Хм… неужели правда?

***

Вот автор описывает, как его главный герой Евгений Попов приехал к супостатам и оказался « в знаменитом русском институте армии США в городке Гармиш-Партенкирхен… в этом сугубом военном заведении [США – В.Б.], расположенном на территории Германии ». Герой книги активно там тусуется и, судя по всему, очень неплохо себя чувствует. Дальше цитирую прямую речь героя (и прошу прощения за длинную цитату): « Меня туда сосватал прислуживавший там бывший советский офицер-невозвращенец, с которым меня познакомил Кублановский. Фамилию его я не скрываю, а просто-напросто не помню. Он был, если честно сказать, графоман, однако не окончательный, не хуже, но и не лучше средних советских из ЦДЛа. Меня он уважал за “МетрОполь”, я был для него знаменитость. Американских военных он уважал ещё больше и называл их “наши офицеры”. Чем-то он мне неуловимо напоминал, извините, “полицая” из все тех же советских, но в данном случае фильмов “про войну”. Я был поражён, увидев полный зал военных и среди них даже одного адмирала в белом кителе. Мне было странно, но они знали практически все заметные советские писательские имена и задавали вполне осмысленные с точки зрения их профессии вопросы. Например, сталинист ли Распутин и подвергнутся ли после неудавшегося путча репрессиям писательские ортодоксы Марков и Михалков. Фантастика! Альпы, Цугшпитц, Георгий Марков, Сергей Михалков, лектор Евгений Попов, адмирал в белом кителе. Мне зачем-то долго объясняли, что он не из США, что это – австралийский адмирал. Да мне-то какая разница! Библиотека русских книг и журналов была у них замечательная, а развеселило меня ещё и то, что в коридорах “шпионской школы” висели типовые советские военные плакаты, наставления и изречения. Ещё вспомнил, что беглый офицер-невозвращенец приехал к нам на виллу Вальдберта ровно 21 августа с большой бутылкой виски из армейского магазина, “где цены ниже чем даже в дьюти-фри”… »

Далее герой книги, не моргнув глазом, распивает на вилле спиртные напитки с этим «полицаем», дискутирует о литературе, ходит в горы («время от времени»), чтобы окунуться в озеро. И в целом очень хорошо проводит время и с американскими военными, и с «полицаем».

Поразительно!

Рассказывая о лекции для американских военных в Русском институте армии США и характеризуя при этом некоего офицера-невозвращенца неким словцом, герой книги будто и на самом деле не понимает, что со стороны он выглядит если не ровно таким же, то как-то уж… столь же ассоциативно.

Плохо знать разные умные, но банальные термины: например, словцо «аллюзия».

***

Опять извиняюсь за длинную цитату, характеризующую период, когда генерал Александр Лебедь стал губернатором моей малой родины – Красноярского края (конец 1990-х – начало 2000-х годов):

« Так как Лебедь раньше был в Приднестровье, когда он начал командовать Красноярском, он много своей свиты из Приднестровья привёз в Красноярск. Они правили так: неделю они были в Красноярске, а в пятницу садились на самолёт и улетали в Москву, где у них были квартиры, дачи и всё такое. Мне рассказывали, что они жили как королевский двор в изгнании, потому что все верили, что Лебедь скоро станет президентом. И у них была женщина, которая носила официальный титул “Казачья мать”. В Красноярске был Серый дом (бывший Крайком КПСС), при Зубове туда можно было спокойно войти, а тут, когда пришёл Лебедь, поставили охрану, милицию (полицию в обновлённой России ещё не изобрели) и всё такое.

Если человек собирался открыть киоск по продаже жратвы, тогда он шёл с полным пакетом подписанных документов официальных к чиновнику, а чиновник его спрашивал: “Ты у Казачьей Матери был?”. Если этот предприниматель не был, то его посылали к Казачьей Матери, она была какая-то юродивая и начинала спрашивать о том, кем он сам был, кем были его родители, что он хочет делать, чем хочет заниматься. Задавала странные вопросы, когда предприниматель возвращался к чиновнику и отвечал, что казачья мать сказала ему “любо”, тогда ему одобряли этот ларёк, хотя, изначально все документы были официальные и подготовленные …»