Георгий Чистяков - Post scriptum

«Афинская полития» объединяет лакедемонскую и алкмеонидовскую версии и рассматривает внутреннюю и внешнюю причины падения Писистратидов (cap. 19). Сообщаемые ею материалы являются по существу компиляцией, большей частью механической, из сведений Геродота, Фукидида, диалога «Гиппарх» [22] Включенный в opera omnia Платона диалог Ἵππαρχος представляет большой интерес, как один из непосредственных источников «Афинской политии». Представленная в нем традиция о Гиппархе представляет собой типичный морализаторский сюжет об идеальном правителе и могла возникнуть в платоновском окружении. Традицию об упорядочении гомеровских поэм Гиппархом, однако, следует рассматривать как старшую по сравнению с распространенной традицией о Писистрате. , написанного кем-то из учеников Платона, и свидетельств, заимствованных из народной поэзии. Несколько иную окраску у Аристотеля и, что главное, еще у Псевдоплатона получила деятельность Гиппарха. О его дружбе с орфиком Ономакритом, которого схолии называют редактором Гомера, писал еще Геродот (VIII, 6); и он и Фукидид считали Гиппарха организатором Панафиней ( Her . V, 56 и Thuc . I, 20, 2). Больше о его деятельности эти авторы ничего не говорили. В диалоге «Гиппарх» он предстает инициатором записи поэм Гомера, друга Симонида и Анакреонта и просвещенного вождя культуры ( Plato . Hipp. 228B–229).

То же самое повторяет Афинская полития» (cap. 18). Можно предположить, что литературная традиция, восхваляющая Гиппарха, основывается как раз на том утверждении Фукидида, что он не был тиранном (I, 20, 2; VI, 55, 3). Для Фукидида это было интересно только в том смысле, что не он был основным держателем власти и обладателем определенных прав, связанных с положением, но всё это совсем не отличало Гиппарха от Гиппия этически. Для писавших позднее автора «Гиппарха» и Аристотеля это свидетельство оправдывало Гиппарха, т. к. освобождало его от преступного обладания той властью, которую Платон назвал ἔσχατον πόλεως νόσημα (Resp. 544С). Таким образом, можно предположить, что традиция о Гиппархе «любителе муз» сложилась не во времена Геродота и Фукидида, а несколько позднее, когда слово «тиранн» снова приобрело резко отрицательное значение. Для Фукидида же ясно, что Гиппарх получил известность только благодаря своей гибели (VI, 55, 4).

Как было отмечено, Фукидид сообщает, что тиранном был не Гиппарх, а Гиппий: Ἀθηναίων γοῦν τὸ πλῆθος Ἵππαρχον οἴονται ὑφ΄ Ἁρμοδίου καὶ Ἀριστογείτονος τύραννον ὄντα ἀποθανεῖν, καὶ οὐκ ἴσασιν ὅτι Ἱππίας μὲν πρεσβύτατος ὢν ἦρχε τῶν Πεισιστράτου υἱέων, Ἵππαρχος δὲ καὶ Θεσσαλὸς ἀδελφοὶ ἦσαν αὐτοῦ («Большинство афинян, по-моему, думают, что Гиппарх, убитый Гармодием и Аристогитоном, был тиранном, и не знают, что властвовал Гиппий, бывший старшим из сыновей Писистрата, а сам Гиппарх и Фессал были только его братьями»; I, 20, 2).

Фукидид здесь считает нужным усугубить вину так называемых тиранноубийц тем, что они убили непричастного к власти Гиппарха. Интересно, что он воспринимает наименование τύραννος не только как определение характера власти данного лица, но как нечто, подобное титулу, и истолковывает тираннию как род монархической власти. Стелу, поставленную на Акрополе после падения тираннии, Фукидид комментирует следующим образом: «На нее не нанесены ни сын Фессала, ни Гиппарха, а пять сыновей Гиппия, бывшие у него от Мирсины, дочери Каллия, сына Гиперохида» (VI, 55, 1). Далее Фукидид замечает, что Гиппий «нанесен на этой стеле первым после отца» (ἐν τῇ αὐτῇ στήλῃ πρῶτος γέγραπται μετὰ τὸν πατέρα; VI, 55, 2). Он объясняет это тем, что, во-первых, он был старшим после Писистрата, а, главное, обладал тираннией, полученной от него (τε ἀπ΄ αὐτοῦ καὶ τυραννεῦσαι).

Таким образом, как было подчеркнуто в предыдущей главе, Фукидид придает тираннии наследственное понимание, и, что нам представляется главным, рассматривает ее не как фактическую власть, не закрепленную формальной основой, а как определенную формальную привилегию, которой обладает некоторое лицо, о чем ясно говорит анализ стелы о тираннах, ведь Гиппий получил власть οὐδὲ ἀπεικότως («не без оснований»; VI, 55, 2).

На основании текстов Фукидида можно сделать некоторые выводы о понимании им тираннии как социального явления. В самом начале «Истории Пелопоннесской войны» содержится следующее замечание:

«В связи с тем, что Эллада делалась более сильной и приобретала в себе богатства еще больше, чем раньше, по большей части в городах возникали тираннии по причине того, что доходы делались бульшими» (I, 13, 1). Тиранния определена здесь как некий этап в развитии государства, начинающийся в связи с увеличением силы и богатства полиса. Тиранния – не локальное, а характерное для всей Эллады явление (I, 17–18). Отсутствовала она только в Лакедемоне, что объясняется особенностями его развития (Ibidem. 18). Многие тираннии были установлены значительно раньше, чем в Афинах (I, 18). Тиранны стремились поддерживать друг друга: Килон, пытавшийся установить тираннию в Афинах, был зятем мегарского тиранна Феагена (I, 126, 5), Гиппий выдал свою дочь Архедику замуж за сына тиранна Лампсака Эанкида (VI, 59, 3). Одной из причин этого по Фукидиду является то, что тиранния – это новая форма власти (I, 13, 1).