Александр Афанасьев - Сталинизм. Книга 1. Без царя в голове

А. С. Изгоев. Об интеллигентной молодежи.

…

7. Глубоко враждебное отношение к праву и свободе, так как индивидуальные права подавляют коллективизм, порождают самосознание личности как самостоятельного и самоценного целого против агрессивной группы. Именно это отношение сделало возможным столь быстрое (20 лет – по историческим меркам это миг) прохождение от едва ли не самого демократичного в мире режима с всеобщим и прямым избирательным правом – до кровавых тоталитарных чисток 1937 года. СССР пронес до самого конца этот свой родовой признак – при равнодушии к индивидуальным правам (кстати, не всем, трудовые права, например, были отлично защищены) – в СССР защищались права группы и главное – народа. Во многом это сделало возможным его развал, так как борьба за индивидуальные права подменялась на уровне республик борьбой за самоопределение народа. И это же сделало уродливыми новообразованные государства – потому что и до сих пор в них недостаточно защищены права личности, но при этом рьяно защищаются права народа, что выражается в частности в пресловутых языковых законах, которые входят в противоречие с правами личности при полном равнодушии общества.

В общем – равнодушное и даже враждебное отношение интеллигенции к праву – во многом и стало причиной последующих событий. И того что в 1917 году у нас не оказалась ни готовых законопроектов, ни конституции, ни людей, способных быстро их создать. И того что с такой поразительной легкостью мы отказались от Учредительного собрания, позволили его разогнать. И того что в целом идеи внеправового правления большевиков – не встретили осуждения и отторжения, которое неминуемо было бы в Великобритании или скажем, Германии.

Здесь высказаны основные положения народнического мировоззрения, поскольку оно касалось правовых вопросов. Михайловский и его поколение отказывались от политической свободы и конституционного государства ввиду возможности непосредственного перехода России к социалистическому строю. Но все это социологическое построение было основано на полном непонимании природы конституционного государства. Как Кавелин возражал против конституционных проектов потому, что б его время народное представительство в России оказалось бы дворянским, так Михайловский отвергал конституционное государство как буржуазное. Вследствие присущей нашей интеллигенции слабости правового сознания тот и другой обращали внимание только на социальную природу конституционного государства и не замечали его правового характера, хотя сущность его именно в том, что оно прежде всего правовое государство. А правовой характер конституционного государства получает наиболее яркое свое выражение в ограждении личности, ее неприкосновенности и свободе.

При общем убожестве правового сознания русской интеллигенции и такие вожди ее, как Кавелин и Михайловский, не могли пытаться дать правовое выражение – первый для своего демократизма, а второй для социализма. Они отказывались даже отстаивать хотя бы минимум правового порядка, и Кавелин высказывался против конституции, а Михайловский скептически относился к политической свободе.

Г. В. Плеханов, который более кого бы то ни было способствовал разоблачению народнических иллюзий русской интеллигенции и за свою двадцатипятилетнюю разработку социал-демократических принципов справедливо признается наиболее видным теоретиком партии, выступил на съезде с проповедью относительности всех демократических принципов, равносильной отрицанию твердого и устойчивого правового порядка и самого конституционного государства. По его мнению, "каждый данный демократический принцип должен быть рассматриваем не сам по себе в своей отвлеченности, а в его отношении к тому принципу, который может быть назван основным принципом демократии, именно к принципу, гласящему, что salus populi suprerna lex. В переводе на язык революционера это значит, что успех революции – высший закон. И если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или другого демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы остановиться. Как личное свое мнение, я скажу, что даже на принцип всеобщего избирательного права надо смотреть с точки зрения указанного мною основного принципа демократии. Гипотетически мыслим случай, когда мы, социал-демократы, высказались бы против всеобщего избирательного права. Буржуазия итальянских республик лишала когда то политических прав лиц, принадлежавших к дворянству. Революционный пролетариат мог бы ограничить политические права высших классов подобно тому, как высшие классы ограничивали когда то его политические права. О пригодности такой меры можно было бы судить лишь с точки зрения правила salus revolutiae suprerna lex. И на эту же точку зрения мы должны были бы стать и в вопросе о продолжительности парламентов. Если бы в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент – своего рода "chambre introuvable", – то нам следовало бы стремиться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели"