Сергей Ушакин - Медиум для масс – сознание через глаз. Фотомонтаж и оптический поворот в раннесоветской России

В отличие от историков искусства, меня фотомонтаж будет интересовать прежде всего как специфическое проявление более широкой кампании по медиатизации советского общества; кампании, в центре которой оказалась «работа по культуре глаза и восприятия» [11] См. Острецов А. О лозунге «Искусство – массам» как идеологическом лозунге: Содоклад // Искусство в СССР и задачи художников. М.: Издательство Коммунистической академии, 1928. С. 35. О культурах зрения и способах видения за пределами российского контекста см., например Grimshaw A. The Ethnographer’s Eye: Ways of Seeing in Modern Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press, 2001; Poole D. Vision, Race, and Modernity: A Visual Economy of the Andean Image World. Princeton: Princeton University Press, 1997; Vision in Context: Historical and Contemporary Perspectives on Sigh. / T. Brennan and M. Jay (Eds.). New York: Routledge, 1996. Обзор истории фотомонтажа в целом см. Ades D. Photomontage. London: Thames and Hudson, 1986. . Немало профессиональных и общественных дискуссий в течение первых пятнадцати лет после революции было посвящено особенностям зрительных способностей, которые можно было бы использовать для работы с «сознанием через глаз» [12] Перцов В. Слово – зрительный образ – будущее // Альманах Пролеткульта. М.: Всероссийский Пролеткульт, 1925. С. 91. . Общественное развитие страны шло «при постоянном заострении нашего зрительного нерва», – писал в 1927 году художник-конструктор Эль Лисицкий [13] Лисицкий Э. Книга с точки зрения визуального восприятия – визуальная книга // Искусство книги. 1958–1960. Вып. 3. М.: Искусство, 1962, С. 168. Любопытным контрастом советской увлеченности новыми оптическими возможностями и новым зрительным опытом может служить «окулярофобный» (ocularphobic) дискурс, который начал формироваться примерно в это же время в Европе. См. Jay М. Downcast Eyes: The Denigration of Vision in Twentieth-Century French Thought. Berkeley: Universiity of California Press, 1993. .

«Заострение» зрительного нерва стало одновременно последствием политических перемен и их агентом. По официальным данным грамотность среди людей старше 9 лет в 1926 году составляла 51,1 % [14] К 1939 году этот показатель вырос до 81,2 % (до революции он составлял 24 %). См. Хейнман С. Об излишках рабочей силы и о производительности труда // Проблемы экономики. 1940. № 11–12. С. 104 [102–129]. См. также илл. 3 и илл. 4. , и низкий уровень образования был одной из основных причин подобного повышенного внимания к возможностям работы глаза. Принципиальной, впрочем, была не только сама неграмотность, но и то, как она влияла на выбор способов вовлечения неграмотных в общественные процессы. Вынужденная ориентация на образную подачу информации вела к поиску новых выразительных приемов и модификации старых медианосителей. Искусствовед Николай Тарабукин, например, призывал в 1925 году к возрождению жанра лубочного плаката для работы с деревенским населением:

Вопрос о лубке <���…> может ставиться не в порядке реставрации отжившей формы в ее подлинной сущности, а в порядке использования традиционной формы, имеющей глубокие симпатии в народе, использования ее с совершенно иными целями, нежели те, которые были присущи старому лубку. <���…> Эта форма мыслится, как специальная форма агитации в деревне… [15] Тарабукин Н. Лубочный плакат // Советское искусство. 1925. № 3. С. 65. См. также: Лубочная картинка и плакат периода Первой мировой войны, 1914–1918 гг.: в 2 ч. ⁄ сост. Т. Г. Шумная, В. П. Панфилова, А. П. Слесарев. М.: ГЦМСИР, 2004–2005. (Илл. 2)

Журнал «Бригада художников» (Федерации работников пространственных искусств) ориентировался на городского читателя, но и он следовал в том же направлении, что и Тарабукин. В 1932 году «Бригада» объясняла читателям, что «плакат, этикетка, текстильный рисунок, художественные выставки, диаграммы, агитбригады» значили для «новых» рабочих («выходцев из деревни и мелкобуржуазных слоев города») «гораздо больше, чем печатное слово, не всем из них доступное» [16] Вовсы Г. Вопросы наглядной агитации // Бригада художников. 1932. № 5. С. 30–31. .

«Инструктаж показом» становился едва ли не главным педагогическим приемом времени [17] См., например: Л. С. Летняя работа в деревне // Советское искусство. 1926. № 2. С. 58–60. . Обучение письму и чтению шло одновременно с обучением основам визуальной грамоты. «Мы стоим перед формой книги, – предсказывал Лисицкий, – где на первом месте стоит изображение, а на втором – буква» [18] Лисицкий Э. Книга с точки зрения визуального восприятия. С. 164. . Даже статистика экспериментировала с формами подачи информации, переводя сухой язык цифр на язык образных диаграмм. (Илл. 3, 4)