Елена Мезенцева - Алёнкины рассказы. Хроники детских фотографий

– У вороны заболи, у сороки заболи, а у Леночки (Лёнечки) заживи.

И это всегда помогает! Боль сразу утихает, только ворону и сороку очень жалко.

Маша всегда с нами играет. Потому что папе некогда, он читает свои медицинские книги. А мама – барыня какая, как только надо играть, стирать быстренько начинает.

Иногда по вечерам у нас с Машей возникает спор: нужно ли мыть ноги. Я – против, тётя – за. Я предлагаю компромисс:

– Давай помоем только одну!

И пытаюсь выяснить, какая грязнее. В итоге, по результатам считалки, получается, что самая грязная нога у Маши. Она отказывается признать поражение, и мне приходится мыть обе ноги.

У Маши много подруг. Хотя они уже взрослые, но мы с Лёней с ними тоже очень дружим. Одна из них, Эмма, научила нас с братом играть в шашки, а мы её – лепить пельмени. Она очень удивлялась, что мы такие маленькие, а уже большие мастера в этом деле. А что тут удивляться? У нас в семье так заведено: научился есть пельмени – научись их лепить. Вот мы и научились. Я – быстро, Лёня – красиво.

У нас в квартире две комнаты. Три окна наблюдают за огромными железобетонными колоннами элеватора, а одно любуется Верх-Исетским прудом.

Конец XIX века. Летняя дача головы города Екатеринбурга И. Симанова. Второй этаж, левое окно – наша спальня

У меня есть своя кровать. Но я подозреваю, что до меня её опробовал Лёня. Удобнее всего, конечно, спать с мамой, скинув на пол папу. Но об этом даже мечтать нельзя. Тут же нарисуется братец, и маму придётся делить.

В каждой комнате есть печка. На одной мама с Машей готовят, а у второй даже имя мудрёное есть – голландка. Она круглая, высокая, обита железом и покрашена в чёрный цвет. В общем, вся такая важная фифа, воображала!

А ещё у нас в деревянной кадке растёт большой фикус с огромными листьями. Я его не люблю. Ну сами посудите: лазить по нему нельзя, обезьяны и попугаи на нём не водятся, а по ночам его листья, как огромные страшные птицы, кружатся недалеко от моей кровати. Нет, это определённо не мой ботанический герой.

Однажды я попыталась исправить положение, уговорив соседскую кошку стать, хотя бы на время, шимпанзе. Она сначала и не возражала вовсе. Тем более, что за хорошую работу ей была обещана свежая сметана. Но как только с помощью меня и табуретки она оказалась на верхушке этого фикуса, то сразу забыла свою роль и наш уговор. Тигриные инстинкты возымели верх. Бездарная актриса, не успев перекреститься с выпученными глазами и с истошным криком самурая бросилась на меня сверху, повалив на пол. Лицо моё и руки от такого броска были немножко подпорчены. А вся так тщательно продуманная и спланированная операция по разведению обезьян в домашних условиях с треском провалилась. Видимо, кошка какая-то неправильная попалась.

Конец XIX века. На заднем плане правого берега мельница Симанова, а правее – его дача

Воды, как и туалета, в доме нет. Воду надо носить в вёдрах с колонки. То ещё развлечение! Купают нас с Лёней в железной ванне. Её ставят на два табурета. Воду в вёдрах нагревают на печке. Можно в ней просидеть хоть час. Но воду на пол выливать не разрешают. И делать перекладину, уцепившись ногами за один край ванны, а зубами за другой – тоже нельзя. Даже нырнуть с головой в пенную пучину не всегда удаётся. Правда, кораблики пускать разрешают. И на том спасибо.

Дом, в котором мы живём, – замечательный деревянный двухэтажный, с высоченными потолками. На первом этаже находится наш детский садик и классы ФЗО (школа фабрично-заводского обучения). На втором этаже широкий коридор, вдоль которого располагаются десять квартир преподавателей и сотрудников техникума, где работает мама. Коридор такой большой, что по нему можно даже на велосипеде гонять, если бы он у нас был.

Конец XIX века. Вид из дома резиденции на городской пруд и парк

Раньше, до 1917 года, наш дом назывался летней дачей городского головы Ильи Ивановича Симанова. В конце XIX века у него в Екатеринбурге была огромная территория в 54 гектара, которая занимала всю площадь будущего стадиона «Динамо».