Тогда же, 21 октября, лейтенант Кузнецов допросил Феклу Никаноровну Пьянкову, соседку семьи Слобцовых. Молодая женщина 28-и лет, комсомолка, дежурная сетей и подстанций Уралвагонзавода, Фекла явно относилась к погрязшим в мещанстве соседям с неодобрением и в лице начальника уголовного розыска нашла благодарного слушателя. Кузнецов задал множество вопросов о быте и отношениях между собою членов семьи Слобцовых, из которых можно понять, что к этому времени он рассматривал их в качестве основных подозреваемых в похищении Риты Фоминой. Особо уточнил время последнего приезда в Нижний Тагил Веры Ивановны Слобцовой, старшей из четырех сестер, жившей в Хабаровске. В этом вопросе свидетельница помочь лейтенанту Кузнецову не смогла – она помнила, что Вера приезжала в этом году, то есть в 1939-м, но когда именно, сказать не смогла. Ничего она не знала и о месте пребывания Германа Слобцова, выехавшего из Нижнего Тагила в конце первой декады октября.
Заслуживает упоминания вопрос Кузнецова о том, как семья Слобцовых отнеслась к исчезновению Риты Фоминой, которая как-никак являлась дочерью Германа, а значит – их кровной родней… Пьянкова простодушно ответила, что те «ведут себя спокойно и никогда о потере ничего не говорят». Что тут сказать? Хороший вопрос и хороший ответ: если члены семьи не беспокоятся о судьбе родственника, значит, им его судьба известна. Это логика любого сыскаря, вполне обоснованная, кстати, и проверенная многократно на практике. Так что лейтенант милиции Кузнецов в каком-то смысле услышал от свидетельницы то, что хотел услышать, то есть получил косвенное подтверждение своих подозрений в адрес семьи Слобцовых.
Таким в общих чертах представлялось положение дел с расследованием исчезновения Риты Фоминой. Нижнетагильские пинкертоны считали, что взяли след, и намеревались по нему идти далее. Шансы на успех представлялись немалыми, имелась неплохая вероятность не только изобличить Германа Слобцова в организации похищения дочери, но и вернуть девочку матери.
В Свердловске тем временем вся милиция была занята поиском таинственного похитителя малолетних детишек. До полутора тысяч человек ежедневно патрулировали город, оперсотрудники всех подразделений были ориентированы на получение информации, способной помочь установлению личности убийцы и его розыску. К сбору слухов, сплетен, пересказов была привлечена агентура не только уголовного розыска, но и БХСС, и даже госбезопасности. Последнее представлялось особенно важным, поскольку подразделения госбезопасности располагали мощнейшей осведомительской сетью, никак не связанной с милицейской. Их глаза и уши могли увидеть и услышать такое, что в другой ситуации ускользнуло бы от внимания милиции. Начальник Управления РКМ Александр Урусов, должно быть, не без внутреннего напряжения каждое утро брал в руки сводку происшествий за минувшие сутки, которую ему надлежало завизировать и передать в секретариат начальника Управления НКВД для представления в Обком партии. Исчезновение или убийство очередного ребенка могло означать лишь то, что затея со скрытым патрулированием улиц провалилась и бродивший по улицам города хищник чувствует себя по-прежнему вольготно. А стало быть, работа Рабоче-Крестьянской милиции, свердловского уголовного розыска и лично товарища Урусова не ст О ит и ломаного гроша!
17 октября оперсотрудники транспортной милиции сообщили, что имеется «источник», сообщающий неизвестные прежде сведения об исчезновении детей. Таковым оказался 54-летний проводник пассажирских поездов Петр Иванович Кулагин, мужчина во всех отношениях положительный, член партии с 1920 г., переживший все чистки и обмены партбилетов, если и допускавший идеологические колебания, то лишь вместе с генеральной линией ВКП (б). В общем, уважаемый в трудовом коллективе работник, пользующийся полным политическим доверием, как говорили в те времена. Кулагина допросил старший оперуполномоченный ОУР Старков, и убежденный ленинец-сталинец рассказал историю про то, как 26 августа около 15 часов видел мужчину 30 лет с девочкой на руках. Старков его обогнал и пошел по своим делам дальше.
Такая вот история… Только к чему она? К последней декаде октября уголовный розыск уже знал, что исчезновений детей 26 августа не фиксировалось, а Валя Камаева, чей труп был найден 30 августа, была убита много ранее 26 числа… В общем, ясно было, что рассказ Петра Кулагина никак не коррелирует с полученной в ходе расследования информацией. Кулагина даже свидетелем назвать нельзя, поскольку свидетель – это человек, который видел или слышал нечто значимое для проводимого расследования, а то, что рассказывал Кулагин, к расследованию совершенно не относилось.
Читать дальше