Бенджамин Дэниелс - Следующий! Откровения терапевта о больных и не очень пациентах

Медику непросто признавать собственные ошибки. Я вот что пытаюсь сказать: я пусть и не лучший врач на свете, но специалист в общем и целом довольно неплохой. Каждый из нас совершает ошибки. День за днем я изо всех сил стараюсь, чтобы не проморгать серьезные проблемы со здоровьем, однако я совершал ошибки в прошлом и, несомненно, совершу в будущем. Единственный вариант избежать этого – направлять каждого пациента с головной болью на срочную компьютерную томографию, а с жалобами на боль в груди – в стационар. Возможно, в идеальном мире я бы так и делал, но НСЗ не справится с такой нагрузкой, а кроме того, слишком многим здоровым людям это доставило бы лишние переживания.

Некоторые ошибки действительно являются следствием халатности не очень хороших врачей. Но большинство ошибок допускают хорошие врачи, упустив из виду непростой диагноз или не сделав достаточно записей в истории болезни пациента. Надеюсь, мы не уподобимся США, где за машинами «Скорой помощи» гоняются адвокаты, пытающиеся убедить пациента в том, что, возможно, в его болезни виноват именно врач. И все же, если бы кто-то из членов моей семьи заболел или умер вследствие вероятной врачебной ошибки, я бы, пожалуй, тоже захотел добиться справедливости.

То, как часто мы сталкиваемся со смертью, пожалуй, сильно выделяет врачей на фоне представителей других профессий. Для большинства людей смерть – это нечто отдаленное. Они редко сталкиваются с ее мрачными реалиями, многие мои сверстники никогда не видели труп или смертельно больного человека. Постоянное лицезрение того, что шокировало бы остальных, неизбежно отражается на характере медиков и их взглядах на жизнь. Разумеется, мы не приобретаем эти качества одним махом, когда получаем корочку врача. Смерть становится для нас привычной постепенно – по мере обучения в университете и работы в должности младшего врача.

Поступив на медицинский факультет, я уже в первую неделю вскрывал трупы в анатомическом театре. Цель этих занятий заключалась не только в том, чтобы студенты лучше изучили анатомию человека, но и в том, чтобы они с первых дней привыкли к смерти и научились эмоционально отстраняться от нее. И я, должно быть, действительно достиг этой цели: хоть я и видел сотни умирающих людей, но вспомнить могу лишь одного-двух. Может, я слишком черствый или у меня совсем плохо с памятью, но даже если я хорошенько напрягу мозги, то смогу припомнить лишь пару имен и лиц пациентов, чей последний вздох мне довелось наблюдать.

Впрочем, это сейчас я отношусь к смерти без особых эмоций, а первая пациентка, умершая на моих глазах, крепко врезалась мне в память. Я отчетливо представляю ее лицо и даже помню ее имя, хотя здесь буду называть ее миссис В.

Обычная женщина шестидесяти лет, тем утром она проснулась как обычно. Чувствовала она себя хорошо, и впереди ждал, как ей казалось, совершенно обыденный день. После завтрака она собралась было на почту, но не успела из-за лопнувшей аорты. Аорта – главная артерия, идущая прямиком от сердца, так что ее повреждение ничего хорошего не предвещает.

Я тогда впервые проходил практику в больнице. Меня прикрепили к отделению неотложной помощи, где я старался чему-то научиться и при этом не путаться под ногами. Я учился на третьем курсе и словно находился в странном промежуточном измерении, отделяющем обычного человека от врача. Уверен, что никто из врачей или медсестер, работавших вместе со мной в тот день, не запомнил миссис В., ведь для них это был очередной ничем не примечательный будний день. На меня же ее смерть произвела столь глубокое впечатление, что я до сих пор помню этот случай в мельчайших подробностях. Я увидел смерть глазами человека, еще далекого от настоящей медицины, а не закаленного врача, каким стал впоследствии.

Итак, миссис В. почувствовала резкую боль в животе, отдававшую в спину, и приступ слабости. Она вызвала «Скорую». Ощупав ее живот и заметив, как упало давление, врач сразу же понял, что имеет дело с разрывом аорты (так называемый разрыв аневризмы брюшной аорты). Пациентке требовалась срочная операция, и персонал отделения занялся спешной подготовкой операционной. Будучи студентом, я ничего не делал, а просто сидел рядом с миссис В. И наблюдал за происходящим.

В течение следующих десяти минут к пациентке заглянуло еще несколько врачей, которые ощупали ее живот и что-то обсудили между собой. Несмотря на чрезвычайно плохое самочувствие, миссис В. оставалась в сознании. Никто так и не удосужился сказать ей, что происходит, но по тому, какая вокруг поднялась суматоха, было очевидно, что дело серьезное. Пациентка лежала в кровати, подсоединенная к капельницам и различным мониторам, умудряясь при этом сохранять спокойствие и достойный вид. Муж с дочерью сидели по обе стороны, держа ее за руки. Вскоре появился старший хирург – крупный мужчина, уже успевший облачиться в синий хирургический костюм и раздававший указания медсестрам и младшим врачам. Я ощутил внезапный приступ страха только из-за того, что находился рядом с ним. Он подошел к миссис В., присел на край кровати и взял ее за руку.