Что до меня – горит во мне, верно, буйная кровь моих предков, новгородцев-ушкуйников, какое-то неуемное, авантюрно-разбойное начало, болезненно охочее до перемены мест, до сугубого подвижничества. Бесстрашный мой дядька, видать, заразил меня этим неуемным безрассудным дерзанием (см. мой стих «Воспоминание о дяде»). Ну что же, спасибо ему… За все…
В Орджоникидзе я без труда отыскал дом моего доброго институтского друга Асланчика. Он сам вышел мне навстречу у ворот скромного родительского дома на тихой окраинной улице Орджоникидзе. Отрадно было увидеть спустя три месяца его чуть застенчивую, как в Питере, улыбку, почувствовать родное рукопожатие, услышать наше привычное «Здорово, друже…».
Полюбил я его как-то сразу, как увидел в Питере, в холодных коридорах Академии. А было так: я год проработал лаборантом на кафедре живописи, не поступив в первый раз и занимаясь вольнослушателем в мастерской Серебряного, нацелясь поступать на следующий, 1967 год. Вот тогда, накануне экзаменов, я и обратил на него внимание. Среди взволнованных суетливых абитуриентов он выделялся скромным спокойствием горца, нездешнее спокойное благородство освещало его аланское лицо красивой лепки. Он был высок, худ, скромно одет. Его нездешность и зацепила моё внимание. Звали его Аслан. Фамилия Саккаев. Уже поступив на живописный, мы часто встречались с ним в холодных и длинных коридорах Академии. Одним словом, подружились. Мне импонировало, что он был не похож на шумливых, безликих и глуповатых русских ребят моего возраста. Его кавказская скромность покорила меня. Зная о моем интересе к Кавказу, он запросто пригласил меня на свою малую родину во Владикавказ. И вот в конце августа 1968 года я буквально свалился с гор, к нашему обоюдному удовольствию и радости. Встретили меня с осетинским радушием и скромным, но душевно щедрым гостеприимством. Его мать, тихая, похоронившая мужа пожилая осетинка, отнеслась ко мне, как к сыну, с материнской заботой и добротой. Часто нам постилали на крыше дома, и в звездные ночи мы с Асланчиком любовались тем, как таинственно луна освещает вершины Казбека и Столовой горы. Как бездонно и вечно ночное небо Кавказа… Такое незабываемо! Куда только не возил меня мой друг! Мы обошли весь город и его ближние и дальние окрестности. Фиагдон… Города мертвых… И много чего ещё… Ездили в соседнюю Чечню, в тогда ещё мирный Грозный… Я, никуда не спеша, проникся аланским духом этого гордого и талантливого народа с богатой тысячелетней историей и удивительными древними традициями.
Милый, дорогой мой Аслан, смогу ли забыть я наши исполненные надежд и мечтаний молодые годы, тот далекий, дышащий бессмертием прохладный август на крыше твоей сакли?! Тебя давно нет в подлунном мире, но мы-то с тобой были и есть всегда, крещенные нашей нетленной юностью, – и, значит, мы вечны…
Впервые на Севере. Зима 1969
Ямал. Салехард. Лабытнанги
Январь 1969 года. Институтские зимние каникулы. В ранних зимних сумерках на пустынной платформе железнодорожного вокзала в Вологде стоят, переминаясь от холода, два юноши-студента 2 курса Ленинградской Академии Художеств… Одеты по-зимнему: тёплые пальто, ушанки, тёплые рукавицы, у каждого за плечами по увесистому рюкзаку. По всему видно, что собрались ребята в дальнюю дорогу. Один из них это я, другой – мой закадычный институтский друг Санька Рычков (Рыка). Ох, и не сидится нам в Питере! Впереди всего-то десять дней каникул, позади четыре месяца упорных занятий на нашем графическом. Всяческие волнения позади. Сидеть бы дома, в тепле и уюте, рисовать бы девушек и бабушек в своё удовольствие, ходить по музеям, так нет же, удумали ехать на Север, и не куда-нибудь в Карелию, а на полярный Урал, в далекий и загадочный Салехард. Прослышали ребятки, что разведаны там немереные запасы газа, и проложили там, в этих дремучих местах, первые километры будущего гигантского газопровода, который должен пересечь европейскую часть страны и протянуться аж до западной Европы. Вот и захотелось ребятам увидеть все это своими глазами и хоть как-то поучаствовать во всем этом. А как поучаствовать? Естественно, одним проверенным способом: рисованием плакатов. Смотришь – и заработать можно прилично, дорогу окупить, да и вообще… Авантюрно? Вполне! Зима, морозы? Да наплевать! Не страшно! Вполне в духе начинающих изоавантюристов… Так начался наш первый зимний вояж в тюменское Заполярье… На Ямал…
Скорый поезд «Москва-Воркута» подхватил нас в Вологде, и вот уже вторые сутки рассекал оледенелые северные просторы, бесстрашно ввинчиваясь в надвигающуюся полярную ночь. Котлас, Инта, станция Абезь… Где-то здесь, в этих угрюмых местах, вдоль северной железной дороги, огороженные километрами колючки, светящиеся неусыпными глазами прожекторов, раскинулись жуткие владения ГУЛАГа, с тысячами осуждённых невольников, звонким лаем натасканных собак, резкими окриками охранников и конвоиров, жутким визгом циркулярки, скрежетом заиндевелых вагонов и глухими стуками оледенелых брёвен…
Читать дальше