Нина Фонштейн - Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно

Можно сказать, что естественный отбор и формирование успехов американцев зависят именно от умения выражать свои мысли устно и письменно, говорить, представлять себя и свои знания. В результате, будь то репортаж с места событий с опросом разных людей, или интервью пожарных, спортсменов – во всех случаях мы слышим связную гладкую речь.

Хорошо говорят даже те, кто склонен к молчаливости. Это мы видим на примере нашего внука Бени. Он скорее в маму. Может внимательно слушать и молчать часами. Однако если вопрос направлен ему, он на удивление златоуст, доказательный спорщик, вполне убедительный оратор.

То же самое мои техники разного возраста, с разными уровнями образования, заставляющие меня иногда жалеть об этом умении американцев долго и складно говорить на любую тему, что раздражающе затягивает любое обсуждение.

Кстати, все техники именно американцы, в отличие от инженеров, приехавших из Китая, Кореи, Индии, Ирана и получивших Ph.D. в США или Канаде (кроме уже приехавших со степенью кандидата наук из России). Нет интереса к металлургии и вообще к инженерным наукам у американцев – это уже отдельная тема.

В Москве мы предпочитали драматические театры и ходили туда весьма часто – это было привычной, почти обязательной частью жизни. И сейчас, когда бываем в Москве, прежде всего стараемся попасть в театр.

После переезда в США мы, возможно, попробовали пойти на драматический спектакль слишком рано (во время первого же посещения Нью-Йорка). В одном из театров Бродвея шел какой-то детектив, не все слова были понятны, и мы не уловили самую суть.

После этого постановили, что мы ходим только на мюзиклы, что и делаем время от времени. А чтобы не опуститься и держать свой культурный уровень на должной высоте (поднимая себя за волосы, как барон Мюнхаузен), все эти годы мы подписываемся на серии выбранных оперных спектаклей и симфонических концертов, в том числе в этом году с удовольствием вспомнили знаменитую рок-оперу Иисус Суперстар, которую многократно слушали еще в семидесятых.

В Чикаго находится широко известная «Чикаго симфони» с прекрасным (одним из пяти лучших в США) оркестром. В первые годы нашего приезда и до 2006 года художественным руководителем Чикагского симфонического оркестра был Даниэль Баренбойм, пианист и дирижер, сейчас Риккардо Мутти, не менее мощный дирижер и бывший музыкальный руководитель Театра Ла Скала. (Интересно, что сейчас в его роли в Ла Скала выступает Баренбойм).

Часто приезжают на гастроли и другие дирижеры из разных стран, в том числе из России: Валерий Гергиев, Юрий Темирканов, как и всемирно известные исполнители, включая российских: Евгений Кисин и Денис Мацуев, или целые оркестры, включая оркестр Мариинского театра. В программах широко представлены Шостакович, Прокофьев и, разумеется, Чайковский, Скрябин и Рахманинов. Российские композиторы здесь очень популярны и любимы.

Мы привычно сдаем верхнюю одежду в раздевалку. Надо сказать, что к общему удивлению приехавших из России большинство американцев этого не делают, садятся не только на свои куртки, но и на красивые шубы, потом их из-под себя вынимают, встряхивают и идут домой. Во время длинных опер Вагнера устраивают большой перерыв, чтобы зрители могли перекусить. Мы потрясенно наблюдали, как эти шубы расстилали на ступеньках лестниц и садились на них с коробками «ланча» в руках.

Итак, мы сдаем верхнюю одежду в раздевалку (два доллара с человека). Когда мы как-то спросили у гардеробщицы, как объяснить, что верхнюю одежду не сдают, она пожала плечами: может, экономят деньги. Это потрясает, потому что стоимость билета что в оперу, что в симфонический центр, от 40 до 150–250 долларов, но, по-видимому, это принятый факт, потому что в пятиярусном оперном театре в партере две маленькие раздевалки и еще по одной на верхних ярусах. Может, экономят время, чтобы не стоять в очереди, чего американцы не любят, не знаю.

Что касается симфонического центра, там тоже в партере одна маленькая раздевалка и далее по одной на верхних ярусах. Около раздевалки в партере небольшая площадка, где оставляют свои «ходунки» и кресла на колесах зрители с ограниченной подвижностью – на дневных спектаклях их набирается десятки.

Много лет назад, наскоро одевшись, я рванулась к выходу в обход этих кресел-ходунков, споткнулась о не очень внятный закругленный край лестницы (показан на фото), ведущей на верхние этажи, и растянулась рыбкой на глазах у всей покидающей симфонический центр толпы. Ко мне тут же подбежали дежурные с вопросом, нет ли серьезных проблем. Не нужна ли помощь. Я немного отбила ладошки, но осталась цела и потому поспешила выйти на улицу.