Станислав Куняев - К предательству таинственная страсть...

“Для меня это был финал детектива. Я наслаждался этим <���…> никакой жалости у меня к ним не было”(слова Окуджавы из интервью газете “Подмосковные известия”, 11.12.1993 года). Теми же словами выражала свою радость Новодворская:

“Мы ловили каждый звук с наслаждением”(это о взрывах танковых кумулятивных снарядов в Белом доме); Недаром она же в восторженной статье, названной строчкой из “Окуджавы” — “На той единственной гражданской”, опубликованной в журнале “Огонёк”, где главным редактором был “шестидесятник”-ленинец В. Коротич, так писала о побоище, которое устроили “шестидесятники” по духу Ельцин и Гайдар: “Мне наплевать на общественные приличия. Рискуя прослыть сыроядцами, мы будем отмечать, пока живы, этот день — 5 октября, день, когда мы выиграли второй раунд нашей единственной гражданской . И “Белый дом” для нас навеки — боевой трофей. 9 мая — история дедов и отцов, чужая история.

После октября мы — полноправные участники нашей единственной гражданской (опять она вспоминает Булата). Я желала тем, кто собрался в “Белом доме”, одного — смерти. Я жалела и жалею только о том, что кто-то из “Белого дома” ушёл живым. Чтобы справиться с ними, нам понадобятся пули. Нас бы не остановила и большая кровь…

Я вполне готова к тому, что придётся избавляться от каждого пятого. А про наши белые одежды мы всегда сможем сказать, что сдали их в стирку. Свежая кровь отстирывается хорошо.

Сколько бы их ни было, они погибли от нашей руки. Оказалось также, что я могу убить и потом спокойно спать и есть.<���…> “Огонёк”, № 2–3, 1994 г., стр. 26).

Эти исторические вопли Новодворской явились естественным продолжением “расстрельного” письма 42-х писателей, написанного в стиле письма Ленина “Об изъятии церковных ценностей” и опубликованного в “Известиях” 5 октября 1993 года. Разве что градус патологической ярости у Валерии был покруче. Хотя и в известинском письме защитники Российского парламента, убиенные в тот день, были названы “красно-коричневыми оборотнями”, “ведьмами”, “убийцами” и “хладнокровными палачами”,как будто не их тела были октябрьской ночью погружены на баржу и увезены в неизвестном направлении, а трупы Ельцина, Лужкова, Гайдара и прочих “гуманистов”, “борцов за права человека”.

“Они, — пишет Новодворская в “Огоньке”, — погибли от нашей руки, от руки интеллигентов <���…> не следует винить в том, что произошло, мальчишек-танкистов и наших коммандос-омоновцев. Они исполнили приказ, но этот приказ был сформулирован не Грачёвым, а нами… Мы предпочли убить и даже нашли в этом моральное удовлетворение”.

Вскоре после октябрьской бойни Окуджава приехал на гастроли в Минск, где перед кинотеатром, в котором он должен был выступать, часть его бывших поклонников вывесила плакат со словами:

В Москве палач царил кроваво,

И наслаждался Окуджава.

А известный киноактёр Владимр Гостюхин прилюдно на сцене и на глазах у Булата раздавил каблуком пластинку с записью песен барда-шестидесятника.

А Новодворская, как и её кумир, вела своё происхождение из семьи революционеров. Прадедом Новодворской был профессиональный революционер из белорусского местечка Барановичи, организовавший первую социалдемократическую типографию в Смоленске. Он был сослан в Сибирь, где в казённом остроге родился её дед, воевавший в Первой конной армии Будённого. Отец, по её собственному признанию, уехал в Америку, изменив свою настоящую фамилию.

В ненависти к христианству Новодворская всегда выступала как достойная ученица Демьяна Бедного и Емельяна Ярославского (он же Миней Губельман):

“Я не питаю ни малейшего уважения и приязни к русской православной церкви”, “Такие, как я, вынудили Президента на это (на расстрел Парламента. — Ст. К.) решиться и сказали, как народ иудейский Пилату: “Кровь Его на нас и на детях наших”. Один парламент под названием Синедрион уже когда-то вынес вердикт, что лучше одному человеку погибнуть, чем погибнет весь народ”…

Не отставал в подобных чувствах от своей поклонницы и сын профессиональных революционеров Булат Окуджава, душевно исполнявший песенку: “мы земных земней и, в общем, к чёрту сказку о богах”… А когда он пытался поговорить о “загробных тайнах бытия”, то у него получалось нечто кощунственное, похожее на размышления Валерии Новодворской об иудейском народе и о Понтии Пилате: