Коллектив авторов - Русские здесь - Фильм, помогающий Андропову

Заканчивая фильм, его ведущая Джессика Савич, говорила, что иные из тех, о ком фильм, хотели бы вернуться, но хотим ли мы, — то есть, аудитория, — чтобы они вернулись? И этот вопрос больше, чем что-либо иное, раскрывает перед нами душевную щедрость американцев. Они щедры, но, как и свойственно добрым людям, наивны. Беда, если голоса лепечущих о трудностях наполнения желудка и обретения статуса в условиях демократии и свободы, будут приняты ими за истинный голос недавних эмигрантов из СССР.

Затратившие много времени и труда авторы фильма имели все возможности для того, чтобы создать полноценный фильм о российской эмиграции, но прошли мимо всего того, что могло бы показать ее в правдивом положительном свете. Сделали ли они это сознательно или по недомыслию, не столь уж и важно. Важен результат - кривое зеркало эмиграции.

Гарри Табачник

(’’НовоеРусское Слово”)

17 июня 1982

Мне довелось посмотреть телепередачу Пи-Би-Эс ’’Русские здесь”. Это, пожалуй, первая попытка средств массовой информации проанализировать иммигрантов нашей волны эмиграции и понять ее социальные и политические корни. Сразу скажу, что попытка эта предпринята с довольно сомнительными целями: телезрителю внушалось, что мы рабы, алкоголики и невежи, предпочитающие жизнь при коммунизме жизни в нормальном капиталистическом обществе. Рупорами этих отвратительных идей выступили поэты Лев Халиф и Константин Кузьминский, взявшие на себя смелость говорить от имени всех нас, и страстно доказывавшие американским телезрителям, что мы ушли от коммунизма к демократии потому, что понятия не имели, как ужасна демократия и как мила жизнь при КГБ, где вышеперечисленные инженеры человеческих душ чувствовали себя важными и значительными, а приехав в Америку, поняли, что никому здесь не нужны. Наши непризнанные гении теперь точно знают, что свобода — не для них и не для нас. Они готовы вернуться в Советский Союз вместе с несчастными, скверно выглядящими на экране жителями Брайтон Бич. Но, пока это невозможно, наши эмигранты предпочитают дублировать зарубежные порнофильмы и слушать записанные на видеопленку песенки Фрадкина на слова Долматовского.

Камера любовно рассматривает гнусную оргию, в центре которой вальяжно развалился поэт, с упругого живота которого то ли пес, то ли приятели жрут картофельные ’’чипе”. Тут же декадент-ствующие барышни, похожие на тех, что мы оставили в подворотнях Марьиной Рощи, и другие люмпены пьют стаканами водяру, создавая у пораженных всем этим телезрителей чудовищное впечатление о России, которую действительно трудно понять умом в такой мизансцене.

Создатели фильма сделали все возможное, чтобы американцы перестали подавать нам руку: кто же захочет общаться с сукиными сынами, не способными отличить фашизм от демократии? Кто же захочет общаться с людьми, в чьих мозгах вытравлены клетки свободы? Кому нужны эти жалкие, нелепо пританцовывающие дикари, прожигающие жизнь в ресторанах Брайтон-Бич, нажирающиеся так, будто завтра Америка переходит на карточную систему или вообще завтра ничего не будет, а будет только музыка — пошлые графоманские песенки а-ля-цыгане.

Стыдно, господа!

Не такие мы. И не потому мы уехали. И не так мы живем. Так живут те, кто не умеет и не хочет жить иначе.

Я не обижаюсь на создателей фильма, сработавших эту ленту по худшим образцам советской пропаганды на радость андроповским молодчикам и тухлым либералам из средств массовой информации США, которые хотят устами наших эмигрантов доказать преимущества социализма перед прогнившим капитализмом. В конце концов, это их право: у нас свобода печати. Мне лишь стыдно за тех бывших ’’борцов за свободу”, которые, ничего не умея и ничего не поняв, в сущности оклеветали нашу эмиграцию.

Трудно ли нам тут? Да, трудно. Такие ли мы, как показали нас в фильме ’’Русские здесь”? Нет, не такие!

А какие?

Подумайте сами: врачи приехавшие сюда без знания языка, без знания того, что им предстоит, сдают все эти чудовищные экзамены и становятся американскими врачами! Откуда в вас эти силы, друзья мои? Откуда этот железный напор, стальная воля, жизнеспособность, позволяющая вам на первых порах жить в убогих квартирах, к которым вы не привыкли, и долбить, долбить, долбить эти огромные фолианты на чужом языке, чтобы стать на свое место. На свое? Нет, на особое место в американском обществе, где врач — это врач!