Игорь Симбирцев - Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

С 1750-го по 1760 год — 2413 дел, впервые хотя и небольшое, но снижение, в разгар елизаветинского правления.

С 1760-го по 1770 год — 1246 дел, смягчение нравов после попытки Петра III вообще закрыть сыск, после ликвидации «Слова и дела», а также в первые годы «кроткой Екатерины II».

С 1770-го по 1780 год — 1094 дела, при Екатерине действительно была видимость смягчения сыска, хотя это компенсировалось не приговорами, а иными методами наведения государственного порядка.

С 1780-го по 1790 год — 992 дела, тот же «золотой век Екатерины».

С 1790-го по 1800 год — 2861 дело, явный всплеск и рекорд среди всех десятилеток этого века, здесь уже постарался Павел I, которого некоторые историки и сейчас еще числят в либералах на русском троне и потенциальных реформаторах.

Пройдя очередную попытку закрыть тайный сыск при Петре III и преобразовать его в нечто новое, представление о чем имел только сам несостоявшийся реформатор в короне, но за скорой гибелью оповестить об этом страну не успел, на свет появляется еще один вариант — екатерининская Тайная канцелярия. Здесь дело тайного сыска под началом Шешковского окончательно убирается в тень. Сыск работает в поте лица, но все это скрыто за блеском балов и победоносных войн «золотого века России при Екатерине». Недаром Екатерина Великая первой из Романовых не торопится официальным указом признать восстановление Тайной канцелярии, предоставляя стране узнавать о ее существовании из слухов и рассказов тех, кто уже столкнулся сам с машиной екатерининского сыска и испытал его прелести на своей шкуре.

Екатерининская версия канцелярии тайных дел, как и фигура «душки-палача» старичка Шешковского — производные от образа самой «кроткой и милостивой императрицы». Аресты есть, дыба есть, каторга на Камчатке уже есть, но всего этого в стране словно нет для большинства ее подданных и иностранцев, об этом не рекомендуется говорить вслух. Недаром указом «кроткой Екатерины» 1774 года запрещены пытки, но это никакого значения мя продолжающего практиковать такой метод дознания ведомства Шешковского не имеет. И по тем же соображениям сам Шешковский в духе этой политики с тех своих «подопечных», кто подвергнут пыткам, но ни в чем не уличен или оправдан, берет перед освобождением из Тайной подписки о неразглашении, угрожая в случае болтливости новыми пытками.

Здесь вся екатерининская политика: европейский просвещенный фасад, балы, признание России за рубежом, письма Вольтеру и Дидро, а в подвале этого великолепного дворца дыба и старик Шешковский, спрятанные от чужих глаз. Сама Екатерина II могла сколько угодно убеждать потомков и, возможно, даже саму себя в своих мемуарах, что с мрачными пытками сысками при ее предшественниках в годы ее царства покончено, что они в Тайной канцелярии Шешковского не употребляются, — многочисленные документы и воспоминания современников Екатерины говорят об обратном. Екатерина любила ездить по Петербургу без охраны, однажды одернула при своей пешей прогулке по Невскому проспекту полицию, отгонявшую сбегавшихся зевак палками, и об этом жесте защиты простой «черни» по стране ходила масса слухов. О том же, что творилось в подвале конторы Степана Шешковского, говорить запрещалось как об одном из главнейших государственных секретов. Тайная полиция от института демонстративного устрашения дрейфовала к практически работающему органу обеспечения госбезопасности и даже политической аналитики. И здесь на сыск уже понадобилось накинуть маскировочную сетку для защиты от обзора общества. Это все плоть от плоти политики самой Екатерины, на виду мудрой государыни и почти философа в юбке, прячущего свои личные любовные страсти с бесчисленными фаворитами за покровом императорской спальни.

Тайная экспедиция императора Павла — точная копия его самого от тяги к строгому порядку до внезапных всплесков жестоких репрессий, часто не слишком даже мотивированных. Нервно-истерическая модель правления этого императора передалась его Тайной экспедиции. Сегодня отсюда валом выпускают почти всех вчерашних «государственных злодеев», включая действительно боровшихся против царской власти с оружием в руках польских мятежников-сепаратистов во главе с Костюшко или европеизированных прусских якобинцев» типа Новикова, а завтра Петропавловку снова забивают писавшими нелепые эпиграммы офицерами или незадачливыми монахами-предсказателями.

Во взрывообразном характере репрессий павловской экспедиции столь же мало логики, как и во всей политике нескольких лет его правления. Сам он мог мечтать о создании всемирного рыцарского ордена, об объединении православной церкви с католической под своей эгидой, о заманчивом плане послать казаков отбивать Индию у англичан. Но он же при этом запустил дело управления собственнной империей настолько, что сидел в своем дворце не понятым всей страной чудаком. Его же Тайная экспедиция с тем же успехом выявляла и загоняла в Сибирь авторов эпиграмм и карикатур на императора, но оказалась не способна раскрыть долго готовившийся заговор с участием почти всей властной элиты империи. Императора забили насмерть табакеркой и ногами, а его Тайную экспедицию тут же отправили на свалку истории манифестом нового царя Александра Павловича.