Мауро Гильен - 2030. Как современные тренды влияют друг на друга и на наше будущее

Большинство полагает, что крупные кризисы подрывают текущие тренды так, что можно четко разграничить ситуации «до» и «после». Коронавирус – именно такой кризис, однако, вопреки общепринятому мнению, он скорее усилит и ускорит, а не перечеркнет те тренды, которые мы рассматривали в этой книге. Взять хотя бы падение рождаемости, о котором мы говорили в главе 1. Есть три причины, почему пандемия ускорит этот тренд. Во-первых, люди перед лицом неопределенности откладывают принятие важных решений (таких, как рождение ребенка). Во-вторых, воспитание детей – финансовое обязательство, и угроза рецессии заставит многих задуматься, оптимальный ли сейчас момент для рождения ребенка. Мы уже видели подобные процессы в период Великой депрессии в 1930-х гг. и после финансового кризиса 2008 г. В-третьих, такие переломные события, как войны, стихийные бедствия и пандемии, вторгаются в наши ежедневные планы и приоритеты, которые включают и решения о рождении детей.

Различия в восприятии жизни разными поколениями, описанные в главе 2, – еще одна тенденция, которая будет только усиливаться. На момент написания этих строк коронавирус считается смертельным для людей с ослабленным иммунитетом. В эту группу попадают многие, кому больше 60 лет, и страдающие хроническими заболеваниями. Коронавирус также, по всей видимости, по-разному воздействует на людей разных возрастных групп, а это углубляет наше беспокойство с учетом масштабов нынешнего взаимодействия разных поколений. Глядя на перспективы роста и старения населения и принимая во внимание старение населения в Европе и Восточной Азии на фоне беби-бума в Африке и Южной Азии, можно ожидать, что доля населения мира, приходящаяся на Африку и Южную Азию, будет лишь увеличиваться, если смертность от пандемии продолжит нарастать теми же темпами, которые мы наблюдаем сейчас.

Кризис также будет способствовать сохранению тренда на неравенство. Так, малоимущие трудящиеся и бездомные, скорее всего, не будут иметь доступа к качественному здравоохранению. К тому же их иммунитет может быть ослаблен в результате плохого питания и неблагоприятных жилищных условий. Хотя вирусу безразличны наши уровни дохода или доступ к здравоохранению, люди в самом низу социально-экономической пирамиды более уязвимы к последствиям заражения.

Необходимо учитывать и тяжелые экономические последствия кризиса. Так, пандемия пришлась на самое худшее время для многих европейских стран, которые все еще восстанавливаются после финансового кризиса 2008 г. Италия и Испания, например, в наибольшей степени пострадали от пандемии, а с учетом острого дефицита финансирования в государственных секторах эти страны крайне ограничены в возможных ответных мерах. Средний класс в Европе и до эпидемии переживал стагнацию по сравнению со средним классом в развивающихся странах, как отмечалось в главе 3. Этот тренд лишь усилится во время пандемии. Для уже политически нестабильных или экономически уязвимых стран, например Ирана, пандемия станет проверкой национальных элит на прочность.

Наше общество в целом готово к реагированию на такие знакомые стихийные бедствия, как землетрясения или ураганы. Правила поведения в таких ситуациях как для отдельных людей, так и для компаний известны. Наша инфраструктура, в том числе коммерческие здания и жилые дома, построены с расчетом на подобные катастрофы. Но готовы ли мы к пандемиям? Всемирная организация здравоохранения зафиксировала в период с 2011 по 2017 г. 1307 вспышек эпидемий в разных регионах. В целом мир переживает глобальную пандемию каждые 40–70 лет: третья пандемия чумы 1855 г., испанка 1918–1919 гг., СПИД в начале 1980-х гг. И вот теперь COVID-19 в 2020 г. Крупные землетрясения происходят примерно с той же частотой: район залива Сан-Франциско в США сильно трясло в 1906 и 1989 гг. По аналогии с планами экстренных мероприятий на случай землетрясений и на государственном, и на частном уровнях должны быть приняты меры по эффективному противодействию превращения эпидемии в пандемию. Такие меры позволили бы ослабить истерику и тревогу общественности. Для этого, разумеется, нужна не испытывающая недостатка в кадрах, отлично оснащенная система здравоохранения, которая будет в состоянии справиться с кризисом.

Помимо политических решений принципиальное значение приобретает индивидуальная ответственность, в том числе социальное дистанционирование и самоизоляция, для ограничения распространения заболевания в таких плотно населенных местах, как города (где, как отмечалось в главе 5, будет жить большинство населения в 2030 г. и далее). Подобные меры усилят ряд уже существующих трендов: онлайн-шопинг (Amazon, ощущая рост спроса, увеличила персонал и подняла размер сверхурочных для работников складов), виртуальное общение (от удаленной работы до поддержания социальных контактов – почти все мы используем такие телекоммуникационные платформы, как Zoom и WhatsApp) и цифровые развлечения (производителям фильмов, книг и музыки, например, придется искать клиентов в сети, а не ждать, что кто-то придет в традиционные розничные точки). Формирование экономики совместного использования, которая и без того оказывает подрывное воздействие, ускорится в условиях кризиса. От того, какие секторы окажутся под ударом (например, транспорт), а какие испытают бум (например, цифровые платформы), в долгосрочной перспективе будет зависеть, как мы станем жить, работать и взаимодействовать друг с другом и с экономической системой. Сюда необходимо добавить нарождающуюся технологическую революцию, которую в главе 6 я сравниваю с Кембрийским взрывом по значимости. Например, 3D-принтеры уже используются для производства таких важных инструментов здравоохранения, как аппараты ИВЛ и респираторы, что указывает на перспективу выдвижения этой технологии на первый план уже в ближайшее время.