Дарья Златопольская - Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде [litres]

Да, всех понемножку. И те, и другие

У них есть непримиримые противоречия – настолько непримиримые, что они выражаются в сломанных пальцах и выбрасывании из окна, – но оказывается, что если просто начать разбираться и разговаривать, то даже такие непримиримые противоречия можно разрешить.

Может быть, не навсегда, на время. Но можно. Как-то чуть-чуть приблизиться можно. До конца, конечно, нельзя, но можно все-таки друг друга услышать.

Я смотрел сейчас хороший фильм «Наркокурьер» с Клинтом Иствудом. Его последний фильм. Там показывается, как дедушка, которому уже 89 лет, – я никакого спойлера не расскажу сейчас тем, кто не видел, – начинает доставлять наркотики и общается со всякими страшными мексиканскими мафиози. Он со всеми находит общий язык. Хотя они абсолютно разные. Но это не превращается в бешеный конфликт интересов, ты все равно можешь найти общий язык. Потому что мы все-таки созданы так, чтобы между собой договариваться. Глупо эту возможность отметать.

И меня очень напрягает, что у нас сейчас в стране люди не хотят друг с другом договариваться, даже не хотят друг друга видеть, даже присаживаться друг с другом в одном поле не хотят ни для каких потребностей. Потому что мы так ни к чему хорошему не придем.

А как начать разговаривать? У вас же в сериале это показано замечательно: они поломали друг другу пальцы, потом их залило известной субстанцией, а потом они просто сели пить и говорить. Чем нас должно залить, чтобы мы начали разговаривать?

Не дай бог! Не хотелось бы, конечно. Тем более что нас уже сейчас порой так хитро заливает, что это приводит к каким-то межнациональным, гражданским конфликтам, войнам. Этого не хотелось бы.

Как начать разговаривать? Вот это для меня более сложный вопрос. Потому что во вселенной этого сериала все-таки все придумано. Я там могу подкрутить что-то у одного героя, у другого, – чтобы они могли сойтись. А как сделать так, чтобы одни услышали других в нашей стране сейчас, я не знаю. Потому что они друг друга люто ненавидят. Просто одни хотят, чтобы других не было. А те, другие, – чтобы этих не было. Но так не получится. Самое ужасное, что так не получится. Потому что всегда эти действия будут провоцировать дальнейшую эскалацию конфликта. Я сейчас, может быть, как толстовец говорю: подставь правую щеку, потом левую…

Нет, вы замечательно говорите. Я с вами абсолютно солидарна.

Ничего хорошего же не будет. Если разгонять демонстрацию, то ничего хорошего не будет. Если выкидывать мэров из окна в прямом смысле, чтобы не со второго этажа они летели, а с 12-го, тоже ничего хорошего не будет. Все эти радикальные силовые методы меня пугают. У меня много знакомых есть, которые говорят, что только так и возможно. А я в это верить пока что отказываюсь. Не хочу.

У нас очень большая проблема. Мы не знаем, как себя вести, когда на нас не оказывается давление. Это очень хорошо было видно, например, во время нападения на нас Гитлера. Или в каких-нибудь более простых ситуациях. Если на нас давят, тогда мы поднимаемся, раскрываемся.

Да. «Вставай, страна огромная».

Вы замечали, как у нас футболист выбегает один на один с вратарем? Они не знают, что им делать. Потому что у них в этот момент полная свобода действий. То же самое и здесь. Действительно, когда мы свободны, когда на нас ничто не давит, мы не понимаем, как нам действовать. Мы пока не умеем этим пользоваться.

Я затрагиваю опасную тему. Я знаю, есть определенное мнение, что вообще нельзя давать свободу этому народу. Это многие политики озвучивают, и даже, по-моему, главный наш политик это озвучивает. Не готовы пока! Ну а пробовать надо все равно. И надо свободу прививать.

Если люди к свободе не готовы, это не значит, что надо порадоваться и сказать: «О, классно, мы теперь можем с ними делать, что захотим. Они не готовы. Как здорово! Зато мы готовы». Это может относиться и к людям, которые находятся в высоких эшелонах власти. Где угодно.

Вы затронули очень важную тему. Мне тоже кажется, что мы – и я не говорю сейчас о каком-то условном русском народе, который где-то обитает, я говорю о нас с вами, – готовы легко свою свободу отдать за какую-то идею, которую нам дадут в качестве оправдания. Будь это религиозная, политическая идея, не говоря уже о «священной войне». Толстой прекрасно это описал в «Войне и мире», как русский народ – вот эта «дубина народной войны» – победила несокрушимого Наполеона.