Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

А с небесной холстины все падал и падал лохмотьями снег, крупный и мокрый, сочный, яблочный на вкус, нахлобучив в парке на снеголицые ели, с шишками наподобие гирь, увесистые, пышные белые воротнички. Длинноклювые сизые вороны, юркие воробьи и шустрые белки балагурили на деревьях, каркали, чирикали, пищали, сверкали перьями, крутили хвостами.

Возвращаясь с прогулки по окраине парка, Москаленко в родном дворе пятиэтажной «хрущевки» поприветствовал знакомую сухоногую старушонку в заплатанном, помятом мужском пальто, на котором еле-еле телепалась единственная пуговица. Из-под болтающейся юбки виднелись на ней шершавые мужские полуботинки.

Ивану Михайловичу стало не по себе. Он впал в тягостные раздумья о жизненной несправедливости: нищенствует. А муж-то, как и он, фронтовик, почил… И чтобы по чести схоронить его, она выходила на угол к прохожим, держа в руках пиджак супруга с тремя орденами Отечественной войны и колодками других наград. Поражали прохожих три медали «За отвагу». Кто-то, редкий, и бросит на асфальт копейки… За это ли прошагал покойник до самого Берлина? Умер опозоренный правящей стаей. Не на что было женщине похоронить солдата. Она приколола к пиджаку плакат: «Добрые люди! Братья и сестры! Помогите похоронить ветерана войны, инвалида первой группы. Лежит в морге…». На старость они копили и копили, поднасобирали двадцать тысяч. Состояние! Но тут как тут объявился Чичиков-Гайдар, отпустил цены на волю и превратил их деньжата в девяносто втором году в пыль. «Свиньи! — Москаленко потряс кулаком кому-то в неизвестном направлении. — Неужто внуки фронтовиков не одумаются: надо хоть хоронить ветеранов бесплатно?!».

Иван Михайлович медленно передвигался по двору, словно в приступе, прижимая ладонь к боку. Что-то нестерпимо ныло внутри. Его мрачные мысли прервал незнакомый прохожий, толстенький, кудрявый, средних лет мужчина:

— У церкви нищих нынче — в два угла не помещаются… Взаправду перебиваются с хлеба на воду. Перед кем ползают на коленях? Чихал я на кремлевцев! Это я-то, в дедовском зипуне, как отломанная ветка, никому не нужен, сохну, гибну!?

— Фу-ты, елки-моталки… — Москаленко ожил, словно его зацепили за больное место. — За кого, лошадиные морды, нас принимают?! Ноги вытирают, как об подстилку. Хапуги! Мы считаем копейки и граммы, зарплата — на одни заплаты! А они жируют…

Незнакомец в поношенной теплой дубленке-жилетке — верняком еще с советских времен — махнул рукой:

— В разнос, чудики, поперли… Распутство и роскошь — «тойоты» и «казино». Поперебесились, жируют…

— На перепродаже «чулки» набили, — горько усмехнулся Москаленко.

— Вот, вот… — шея незнакомца покрылась темным румянцем. Он по-мальчишески напыжился и величаво представился: — Лозовский Семен Игнатьевич…

— Иван Михайлович Москаленко, пенсионер. — Печаль озерцами разлилась в глазах.

— Зачем так официально? Пенсионеры тоже человеки. Горбом подачку заслужили…

— Ладно уж… — попробовал объяснить Москаленко. Но незнакомец прервал его, как старого приятеля:

— У меня учеником токаря — я на радиозаводе пашу — подвязался юнец один, Петька Егоров. Уму-разуму в школе не учили. Лентяй, двоечник, наркоманил, дурь подкуривал… Я сперва не замечал… Вскоре Петруша в цеху начал подворовывать. За пазуху запчасти магнитофона и за ворота — шнырь… Ловили Петьку трижды, надоело — уволили…

Лозовский осекся на секунду. Его шея отливала багровым цветом — точь в точь печной жар.

— А ему хоть бы хны! — Семен Игнатьевич как бы швырял в Москаленко фразы: — Подыскал торговцев — и сбыл… фурами на Кавказ «Приму», «Нашу марку». Обогатился! На «Мерсике» лужи рассекает… Отгрохал трехэтажную дачу с сауной, гаражом, приобрел мобильный телефон… На меня, работягу, плюет, ексель-моксель… Вот и я думал, честно заработаю деньги у демократов… заживу припеваючи… Херушки!

Он замкнулся, насупился. И через мгновение, не выдержав, зарявкал:

— Посредники типа Березовского Борьки капиталу наплодили. Вон, толкала с Петькой сигареты и водку грузинам одна красотка. Похожая на куклу Барби. Светлана Арефьева… Квартирку в музей превратила! Антиквариат, картины! Второй дом — во Франкфурте. В Лондон по пять-шесть раз в год летает, сучка, чтобы побегать трусцой в Гайд-парке… А еще один кореш, этот аж глава городской администрации — Лазарь Хижняков, тоже «демократ». Этот соорудил себе особнячок за полмиллиона долларов, а в Голландии открыл собственный магазин. За какие такие шиши!?