Джаред Тейлор - Лицом к лицу с расой

В суд большинство уголовных дел не попадает. Часто доказательств против обвиняемого более, чем достаточно, и вероятность строгого приговора более, чем высока. Ответчика более устраивает заключение сделки: он признаёт себя виновным в меньшем преступлении и получает меньший срок.

Решение совершить сделку для получения меньшего срока зависит от наличия улик и доказательств. Когда чёрный задаёт вопрос «А мы выиграем суд?», я говорю ему, что не знаю, но, при этом перечисляю сильные и слабые стороны дела.

Слабые места обычно очевидны — вас видели пять свидетелей; вы дали признательные показания следователю; у вас нашли розовый айфон с чехлом, отделанным стразами и с именем ограбленной жертвы; следствие располагает видеозаписью, на котором запечатлён убийца в точно такой же майке с надписью «In Da Houz» на спине, что была на вас в момент задержания, не говоря уже о том, что на вашей шее точно такая же татуировка «Спи спокойно, Пуки 7/4/12», как и у убийцы на видео.

Если негру сказать, что эти улики не очень способствуют победе в суде, то он начнёт обвинять вас. «Ты для меня ничего не делаешь». «Ты работаешь на ментов». Такое приходится слышать каждому общественному защитнику. Чем больше пытаешься объяснить чёрному ситуацию, тем больше он сердится.

Я твёрдо убеждён в том, что подавляющее большинство чёрных не способно рационально обсуждать улики против них, потому что они не способны встать на место другого человека. Они просто не могут представить, как факты, фигурирующие в деле, предстанут в глазах присяжных заседателей.

Если иметь в виду эту их неспособность поставить себя на место другого, станет понятным, почему среди негров столько преступников. Они не понимают, что они причиняют другому боль. Яркий пример — один из моих клиентов по делу о грабеже. Он и ещё двое обвиняемых зашли в небольшой магазин, в котором были две молодых продавщицы. Все трое были в масках. Они достали пистолеты и приказали молодым женщинам удалиться в подсобку. Один из грабителей стал пистолетом наносить одной из девушек удары. Второй держал вторую девушку, а третий в это время выгребал деньги из кассового аппарата. Всё это было запечатлено видеокамерой.

Моим клиентом был тот, который избивал девушку. Когда он спросил меня каковы наши шансы в суде, я ответил, что они не особо хороши. Он немедленно начал выходить из себя и стал кричать и обвинять меня в том, что я работаю на сторону обвинения. Я спросил его как, по его мнению, присяжные отреагируют на видео. «Да им всё равно!» — ответил он. Я сказал ему, что присяжные, наверное, будут испытывать жалость к этим двум девушкам и будут сердиться на то, как он с ними обращался. Я спросил его что он чувствовал в отношении женщин, которых он избил и запугал. Он ответил мне то же, что многие негры говорят в отношении страдания других:

— Какое мне до неё дело? Она мне кто, родня?

Я её даже не знаю!

Работая общественным защитником, я многое узнал о людях. Я, в частности, знаю, что у обвиняемых нет отцов. Если обвиняемому и известно имя его отца, то он существует в его жизни как некая неясная тень, с которой его не связывают никакие родственные узы. Когда моему клиенту выносят приговор, я часто молю бога, чтобы у него не было отца. Мне часто приходилось отслеживать следы родителя обвиняемого и чаще всего эти следы приводили в тюрьму. Его приводили на судебные заседания того, чтобы удостовериться, известен ли ему его сын и помогал ли тот ему раньше. Зачастую такая встреча отца с сыном бывает первой в их жизни. Такие встречи проходят совершенно без эмоций.

У многих чёрных обвиняемых нет даже матерей, которые бы о них заботились. Многие воспитывались бабушками вследствие того, что государство забирало ребёнка у безбашенной матери-подростка. Многие из этих матерей и бабушек психически неуравовешены и совершенно не отдают себе отчёта в реальности вокруг них, а тем более, в фактах, излагаемых в суде по делу их сына или внука. 47-летняя бабушка будет отрицать, что у её внука есть связи с бандой даже при том, что на его лбу вытатуирован знак и девиз этой банды. Когда я как можно мягче и доступно указываю на это, на меня начинают кричать. Когда негритянки начинают кричать, они призывают к Иисусу Христу и одновременно ругаются матом, и всё в одной фразе и на одном дыхании.

Негритянки очень набожны. Они верят в бога, но понимание его роли у них очень искажённое. Они не молятся о том, чтобы бог дал им силу и храбрость чтобы чего-то достичь. Они молятся о конечном результате, — удовлетворении сиюминутной нужды. У меня была клиентка-негритянка. В кругу своих сообщников она молилась о том, чтобы бог защитил их от полиции, а они будут планировать ограбление.