Владимир Бушин: Иуды и простаки

Его спрашивают, в чем же Бушин несоветский? Да как же, говорит, вот я, как полагается советскому человеку, живу с женой душа в душу, а у Бушина с женой какой-то конфликт – разве это мыслимо для советского человека!

И знаете, он был совершенно прав: конфликт-то у меня действительно тогда случился, правда, не столько с женой, сколько с тещей. И как только пронюхал! Но этому доводу обличителя почему-то никто не придал значения.

А что еще? А еще, говорит, пошел он в юридический институт на обсуждение повести Юрия Трифонова «Студенты», все там записал и напечатал в виде своей статьи в «Московском комсомольце». Разве советский человек способен на это!

И опять правда! Был я в юридическом на обсуждении повести, и статья о ней в «Московском комсомольце» тоже была. Но тут даже Юрий Бондарев, все время хранивший толерантное молчание, хмыкнул от неловкости за своего наперсного дружка Гришу. А Женя Винокуров сказал: «Да неужели на пятом курсе Бушин не может сам написать рецензию? Не такая уж сложная штука эти «Студенты». А Бушин учился старательно».

А что еще? Больше у антифашиста ничего не было. Тогда парторг Миша Годенко сказал ему: «Извинись перед Бушиным и пригласи его в бар № 4, угости пивом с сосисками. На этом собрание объявляю закрытым».

Этот пивной бар был рядом с институтом, на Тверском бульваре, но Гриша меня не пригласил, а через несколько дней примчался ко мне со своими добровольно-принудительными извинениями в Измайлово, где я тогда жил. Я сказал: «Да ладно, Бог простит». И мы пошли в Измайловский парк, я сводил его в «комнату смеха» с кривыми зеркалами, а он купил мне эскимо на палочке… Потом, уже в эпоху перестройки, в своем мемуаре «Входите узкими вратами» Бакланов описал все это как кошмарную историю, едва не загубившую всю его литературную карьеру. Чепуха на постном масле. Все кончилось именно так – «комнатой смеха» и эскимо на палочке.

Но все-таки, почему он назвал меня фашистом? Подозреваю, дело тут вот в чем. Однажды, когда мы узнали, что наш однокурсник Гриша Фридман вдруг напечатал что-то под псевдонимом Бакланов, кто-то из нас ему сказал: «Почему Бакланов? В фадеевском «Разгроме» есть такой персонаж второго плана. Но если брать псевдоним оттуда, то не лучше ли, Гриша, взять тебе имя главного героя повести – Левинсон?» Все засмеялись, а я, пожалуй, громче всех. Как же после этого не фашист!.. И вот прошло уже больше полувека, а он все рыщет в поисках русского фашизма. «Одна, но пламенная страсть…»

Возвращаясь к швыдковской телепередаче, нельзя умолчать о заключительной итоговой побасенке Бориса Немцова. (Говорят все-таки, что на столь важной передаче был сам, а не двойник.) Он сказал: «Однажды Черчилля спросили, почему в Англии никогда не было антисемитизма? Черчилль ответил: «Потому что англичане никогда не считали себя глупее евреев». Эту замусоленную побасенку обожают многие евреи. Ведь здесь сам «англичанин-мудрец» признает, что он всего лишь не глупее еврея. Как отрадно слышать. Но, ах, как тут все характерно! Вот бывает же так: скажет человек всего несколько слов – и сразу весь он, включая черепную коробку, как на ладони.

Во-первых, крайне характерно само обращение оратора к фигуре одного из самых лютых врагов России, без которой у пошляков демократии не обходится, пожалуй, ни одно появление на публике. Но пошляки не чувствуют, не видят своей пошлости. Во-вторых, это ложь, без чего Немцов шагу ступить не может. Никто такой вопрос Черчиллю не задавал, и никому он так не отвечал и не мог отвечать. Ибо, в-третьих, он знал историю своей родины и ему было доподлинно известно, что, допустим, в 1189 году в Лондоне случился еврейский погром. Слышите, Немцов? – погром, а не кинофестиваль. В 1262-м нефестиваль, увы, повторился. Историк Сесиль Рот, еврей, утверждает: «В 1278 году в Лондоне было повешено 267 евреев. Их обвинили в том, что они срезали с монет частички золота». Нельзя исключить, что среди повешенных был и незадачливый предок Бориса Ефимовича. Книга Андре Моруа «Жизнь Дизраэли» начинается так: «В 1290 году, в день всех святых, король Эдуард Первый изгнал из Англии евреев…»

Конечно, со временем просвещение делало свое дело, нравы смягчались, но и в 1858 году, когда Дизраэли, кажется, был уже министром финансов, член палаты общин Ньюдигейт в своей речи 22 марта сказал: «Я не верю, что еврей может быть хорошим членом парламента, ибо он прямой последователь Талмуда, тенденции которого аморальны, антисоциальны и антинациональны… Причина ненависти к ним лежит в иудаизме, который объединяет своих приверженцев на аморальных основах». В этом же году 12 июля не более ласковые слова произнес лорд Харрингтон в палате лордов: «Я возражаю против допущения евреев… Им безразлично, поддерживают они хорошие или плохие дела. Они всегда – величайшие враги свободы». Согласитесь, что до этих парламентариев их более позднему коллеге Пуришкевичу далековато…