Александр Архангельский - Человек в истории

После внимательного изучения периодической печати и архивных документов мы установили, что отец Ларисы был священником Никольской церкви в селе Листвиничном на Байкале. В Листвянке отец Евгений прослужил 20 лет, был любим и уважаем своей паствой и начальством, получил благодарность Священного синода и фиолетовую скуфью. Но в 1881 году он неожиданно подвергается опале со стороны священноначалия и светских властей: в Духовную консисторию поступает жалоба на батюшку от начальника таможни с. Лиственичное, где отца Евгения упрекают в том, что он сотрудничает с народнической газетой «Сибирь» и описывает якобы «поборы» простых рыбаков таможенниками.

Одновременно поступают и другие жалобы на правдолюбивого и бескомпромиссного священника. Батюшка подвергается «заключению в Вознесенский монастырь» и вынужден перевестись в другой приход. Из архивных документов видно, что иркутскому владыке Вениамину, ценившему отца Евгения, непросто далось это решение, он, как смог, смягчил участь своего подчиненного; тем не менее это был удар для семьи.

И вот позади — блестящая карьера, впереди — вечная помета «неблагонадежен». Из года в год, в каждой клировой ведомости, с каждого места служения. В семействе подрастают четыре родных дочери и одна приемная, на руках — престарелые родители, перевезенные из Забайкалья, и жена Лидия Васильевна. Лариса — подросток. Согласно «Епархиальным ведомостям» 1880–1890-х иерей Евгений Литвинцев еще два раза меняет место служения, затем переходит в «заштатные», а после в «безместные» священники. Умирает он в 1894 году в возрасте 50-и лет.

Из писем понятно, что личность отца и семейные испытания, связанные с ним, наложили отпечаток на мировоззрение и судьбу дочери Ларисы. Она критично описывает церковное начальство (обидчиков отца), руководство иркутской семинарии, в письмах встречаются фразы о том, что она не может молиться и ходить в церковь. Оставаясь верующим человеком, церковную обрядность называет «шелухой». В других же письмах благодарит Святителя Иннокентия (Кульчицкого), которому молилась во время тяжелой болезни, со светлой радостью вспоминает Пасхальную службу, пишет, что обретает после долгого перерыва радость молитвы, заказывает панихиды по матери.

Письма дают представление о семейном укладе Литвинцевых, об их повседневной жизни.

6 февраля 1910 г. Лариса пишет: «Я стараюсь соблюсти декорум. Всегда прилично одета, причесана. В комнате убрано. Стараюсь правильно и сытно питаться, регулярно гуляю. Одним словом, все, кто меня знает, не подозревают, какие страшные душевные бури переживаю подчас. Здорова. Открытки твои получаются исправно».

У Ларисы постоянная потребность в общении с «милой сестрой Гутой». Пишет Лариса убористым почерком, исписывая весь лист, не оставляя даже места для прощания, так как за каждый грамм общего веса письма надо платить. Благодаря этому создается впечатление, что разговор с Гутой не заканчивается, он переливается из письма в письмо.

В письме от 4 декабря 1906 года Лариса пишет: «С утра я обыкновенно прочитываю местную газету, которую разносчик заталкивает в щель парадных сеней, а мамочка заботливо кладет ее подле моего чайного прибора. (…) Потом я облекаюсь в твою евражковую шубу — она очень тепла, легка и удобна, я уже ее оттреплю скоро — и отправляюсь с зелененьким бархатным мешочком (работой мамочки) вдоль по Большой прогуливаться и опускать в ящик тебе открытку. (…) Необыкновенно наслаждаюсь и морозным воздухом, и видом двигающегося люда, и жизнию. Захожу в магазин покупать лакомство или фрукты и плетусь обратно. После сытного, великолепно приготовленного обеда, за которым мама чуть не плачет, вспоминая тебя и что ты теперь бегаешь в чужих людях, как голодная собачонка, что теряешь здоровье и силы, я ложусь, совершенно расслабленная воздухом и пищей, спать часа на полтора. Встаю совершенно бодрая, свежая, крепкая, веселая и счастливая, так как с этого момента для меня начинается самая лучшая часть моего дня — вечернее чтение. Напившись чаю (мы с мамой двое чуть не выпиваем весь самовар), я с улыбками и ужимками, как, бывало, тятинька, берусь за бутыль керосину и наливаю мою висячую лампу — лохань, и при ослепительном свете принимаюсь за чтение».

Мать Ларисы тоже была грамотным, читающим человеком. «Она обыкновенно запоем читает, не пройдёт прогуляться, не посмотрит, как тени от тучки ложатся на воду, и лес делается мрачным, а так будто обязанность отбывает и старается всячески скоротать время и совершенно не отрывается от книги (…) Мама читает Писемского», — пишет Лариса из Усолья (20 июля 1908), куда возила маму на лечение.