– Сэнсэй, вы около пятидесяти лет занимаетесь Россией, но специализируетесь на истории этой страны. Вас не интересует её сегодняшний день?
– Почему же, интересует. Но после 1985 года я осознал, насколько это сложный и многоплановый вопрос. Понял, что им надо заниматься специально, и отошёл от этой темы.
– Вы начали заниматься Россией около 50 лет назад, это так?– Кажутся, да – это было очень давно. Я начал изучать русский язык в первом классе высшей средней школы. Мой преподаватель немецкого был, наверное, немножко социалист. Он сказал, что «немецкий язык – это хорошо, но язык будущего – русский». Наши учителя были нам примером – они самостоятельно изучали русский язык в кружке, и я тоже увлёкся этим делом. Я вообще любил изучать иностранные языки – немецкий, французский, русский, сейчас корейский. Потом пришла пора моего увлечения русской литературой.
– Ваши литературные пристрастия были типичны для Японии: Чехов, Толстой, Достоевский?
– Да, моим любимым писателем стал Чехов. Заинтересовался я и Герценом, мне было интересно анализировать развитие революционной мысли в России. В определённом смысле я был социалистом. В Японии тогда был моден марксизм, но я не принимал силовых позиций, свойственных некоторым марксистам. Сейчас всё это кажется туманными идеями, не правда ли? Но тогда эти идеи и их авторы, а потом и русские писатели были мне очень близки. Я считаю, что выдающиеся мыслители того времени стояли на сходных позициях и в России, и в Японии. Не случайно многим японцам, как и мне, так нравилась русская литература конца XIX-го – начала XX-го веков. Для меня же, помимо всего прочего, так открылся путь к изучению русской истории. Сходные пути развития наших стран – Японии эпохи Мэйдзи и России тех же времён, заставили меня выбрать в качестве специализации в университете русскую революцию. Первая моя статья на эту тему вышла ещё в 1957 году в студенческом журнале Токийского университета. Я писал в ней о важности изучения отношений русского крестьянства с царизмом. Дипломную работу я посвятил размышлениям о народности, об общинном социализме. В 1960 году я, окончив университет, остался ассистентом на кафедре экономики. Мне показалось интересным изучение структуры и развития российского капитализма. Несколько лет я занимался этим вопросом, а в 1966 стал ассистентом профессора экономики (в нашем университете были только экономисты и юристы). Но, конечно, я всегда был историком, и мой интерес не ограничивался экономикой, хотя по роду своей должности я занимался и ей.
Имейте в виду: я поступил в университет в 1956 году. Это незабываемый год по многим причинам. В вашей стране состоялся XX-й съезд партии, был опубликован секретный доклад Хрущёва. Мы знали, что у советского социализма большие проблемы, но всё же активно интересовались им. Тот год стал и годом рождения другого документа – совместной Советско-японской декларации, ставшей началом этой проклятой проблемы. Тогда я и мои коллеги ещё не обращали на неё внимания. Нас тогда больше интересовал культ Сталина, чем территориальная проблема. В созданной тогда же Ассоциации исследователей России никто до меня не выступал с докладом по вопросу о «северных территориях»!
– Может быть, эта тема не так уж и важна?– Для Ассоциации – может быть. А для японского народа и для Японии – важна. Но тогда нас больше интересовали судьбы социализма – мы не знали, что он проживёт меньше, чем мы. Мы много обращались к истории России и Японии. Появились новые популярные темы: российская революция и Япония, японская интервенция на Дальнем Востоке. Эти вопросы изучены здесь очень глубоко. А вот русско-японской войной, например, никто до сих пор не занимался. Только сейчас к ней проявлен интерес, да и то пока слабый. Наше академическое мышление несколько одностороннее в этом смысле. Я же всегда старался расширять кругозор: изучал внутреннюю и внешнюю историю в сравнении, знакомился с идеологией, экономикой и внешней политикой. В начале 80-х годов на конференции советских и японских историков я даже выступил с докладом о представлениях японцев о России: «Россия как учитель, как враг и как собрат по страданиям» – три главных типа представлений японцев о России.
– Если бы вам довелось читать такой доклад сейчас, какие три главные составляющие вы бы выделили в представлении японцев о России?– Первые две были в то время основными: СССР представлялся врагом, угрожающим Японии с севера, и интеллигенты того периода изучали Советский Союз как вероятного противника. Большой интерес для них представляла фигура Петра Великого, который умел учиться у противника, и по этой аналогии для японцев враг стал учителем. Для одних проявлением враждебности, агрессии стала русская революция, другие учились у русских социалистов, поэтому эти две составляющие в отношении России были всегда тесно взаимосвязаны. Сейчас они исчезли. Россия одновременно перестала быть и врагом и учителем, а заодно и собратом по страданию. Когда-то мы принадлежали к общему эшелону исторического развития – эшелону модернизации. Время внесло и здесь свои коррективы – сейчас Россия и Япония стоят на разных уровнях развития. Теперь даже русская литература потеряла для японцев своё обаяние, так как наши представления о России сейчас чётко не оформлены. Именно поэтому я в последнее время стал призывать к появлению нового взгляда на Россию – как на соседа! Надо открывать Россию именно как соседа, и ваша страна сама должна преподносить себя именно в таком качестве. У России сейчас есть такой шанс. Предложение премьера Хасимото о «Евразийской дипломатии» я считаю началом нового периода дружбы между Японией и Россией.
Читать дальше