Александр Куланов - Т@йва - Диалоги о Японии

– Может быть поэтому, став взрослыми, так по-разному и живём: мы – в мечтах, они – в изобилии? Кстати, о будущем. Существуют ли какие-то ближайшие планы по продолжению японской темы?– Самый главный план в этом отношении у меня сейчас один. В этом году исполняется 90 лет со дня рождения отца, и я пытаюсь открыть в Хабаровске памятник ему. Официальное решение об этом есть, но, что обычно для хорошего дела, нет денег. Я был на гастролях в Хабаровске, Омске, Томске, Владивостоке и набрал необходимую сумму. Какие-то скидки для памятника сделал губернатор, невысокую стоимость выставили работники, которые его делали, и сейчас он практически готов. Надеюсь, что скоро на хорошем месте над Амуром встанет памятник человеку, его воспевшему.

Омотэсандо, Сибуя, Харадзюку – названия этих «модных» токийских районов очаровывают великих кутюрье и «продвинутых» парней и девчонок всего мира. Но став однажды свидетелем визита гостей из старейшей в Японии Токийской академии моды Сугино гакуэн (между прочим, alma mater самой Ханаэ Мори) в студию Вячеслава Зайцева, я был потрясён выражением восторга и удивления японцев, увидевших показ моделей молодых русских дизайнеров. Час бешеного восторга, овации во время показа, постоянные просьбы вернуть на подиум ту или иную модель и разрешить её сфотографировать, крики одобрения – такого мы от японцев не ожидали. Напор фантазии русских модельеров оказался для токийцев подобен божественному ветру и полностью пленил слегка растерявшихся от такого сгустка энергии гостей. Что же касается самого Вячеслава Зайцева, то после показа он в разговоре с представителями Сугино гакуэн обронил фразу «Я в прошлой жизни был японцем» и отправился пить зелёный чай.

– Вячеслав Михайлович, что вы имели в виду, когда говорили о «прошлой жизни»?

– Япония для меня, но и не только для меня, конечно, а, пожалуй, для миллионов мне подобных, до сих пор является загадочной страной. Страной, в которой свято хранятся и развиваются древние традиции, обычаи, культурные ценности. Будучи студентом, ещё в пятидесятые годы прошлого, XX-го века, я впервые соприкоснулся с искусством Японии, и это было древнее искусство. Харунобу, Хокусай, другие замечательные художники стали для меня символами филигранного рисунка и утончённой живописи. Заворожённый прикосновением к тайнам неведомого, далёкого тогда мира, я начал очень увлечённо и кропотливо копировать работы величайших мастеров. Да, я наслаждался, по настоящему наслаждался музыкой линий, движением цвета, пластикой и совершенно удивительной завершённостью композиции.

Сегодня я могу с полной уверенностью сказать, что пониманием, а позже и искусством владения линии, поверьте, искусством совсем не простым, я обязан прежде всего Японии. Обязан изучению, копированию работ величайших мастеров этой страны. Но и одними рисунками дело не обошлось. Первые свои словоизлияния – стихи, написанные мною в семидесятые годы, – были, как мне кажется, похожи на «танка» и по стилю и, думаю, по глубине чувствования и повествования.