Игорь Сид - Геопоэтика. Пунктир к теории путешествий

Процесс сошёл на нет уже к концу первой трети XX века, с незаметной смертью последнего великого отечественного мифотворца Максимилиана Волошина. При этом выстроенный им миф под названием «Коктебель» почти гомеостатически функционирует — посреди окружающего мифологического вакуума — и по сей день, повторяя себя, как Фойникс, и так же сгорая с каждым новым писательским поколением.

Иллюстрируя в начале 90-х новое издание «Легенд Крыма» и проработав с данной целью массу архивных и прочих материалов, автор этих строк обратил внимание на то, сколь искусственными и, ergo, безжизненными оказывались попытки выработки новых локальных мифологем во второй половине века. «Мёртвые немцы на мысе Херсонес»: тысячи окружённых под Севастополем фашистов притворяются убитыми, чтобы не быть расстрелянными под горячую руку. «Старик с мыса Казантип» — человек, приобретший необычайную мудрость, просидев в погребе с гражданской войны до наших дней, и т. д. Видимо, не было в наличии неких необходимых условий, способствующих переходу исторического факта в устойчивую легенду и затем — в более или менее символизированный миф. Выяснение этих условий, природы этого механизма — тема отдельных исследований, а пока эти закономерности не вскрыты, нам также придётся действовать в определённой мере вслепую.

..Разумеется, строить абсолютно суверенную мифологию на «одном отдельно взятом полуострове» — утопия. Сама картографическая обособленность Крыма временами размывалась геополитическими флуктуациями. Так, Боспорское царство включало города на азиатской стороне пролива; Таврическая губерния распространялась на сопредельные северные территории. Однако Василий Аксёнов методом мифологического моделирования в романе «Остров Крым» показал инвариантную (при любых политических раскладах) уникальность исторической судьбы полуострова. Периодическое сплавление разноплемённого конгломерата с возникновением эндемичных этносов (тавры, крымские татары, караимы, крымчаки, наконец, виртуальные «яки» Аксёнова) — лишь одно из проявлений этой исключительности. Её осознание неизбежно приводило к определённой сакрализации связей с внешним миром. Именно гиератичным отношением ко всему чужому, а вовсе не вульгарной ксенофобией обусловлен, например, зафиксированный Эврипидом таврский ритуал принесения в жертву богине-Деве всех достигших этих берегов иноземцев.

Вырождение этой тенденции в советскую эпоху привело в культурном плане к эстетическому изоляционизму, неприятию новшеств современного искусства — на фоне игнорирования в целом мирового культурного тезауруса. Пуповина, соединяющая полуостров с материком Истории, оказалась где-то передавленной. И сегодня никого здесь не удивляет, когда, например, почтенный лидер писательского союза в декларативной статье, с автодефиницией «мы, мастера культуры» уже в заглавии, сообщает читателю, что « в начале всех начал было Слово, — сказано в Пятикнижии Моисеевом ».

Знакомство с культурой понаслышке (свойственное, впрочем, и автору данных заметок) — весьма любопытный, но, к сожалению, пока малоизученный феномен социального бытия нынешнего Крыма. Нас же он в данном контексте интересует как отправная точка для неомифологических построений, как констатация подходящей для изысканий (изысков) TABULA RASA.

Итак, табула раза. Зря в корень, обнаруживаем, что дословный перевод этой идиомы не просто «чистая доска», но «доска выскобленная» (лат. rado — «скребу»). Т. е. подразумевается предварительное наличие некоего осмысленного текста. Тем многозначнее, за счёт семантических перекличек, может быть конечный палимпсест, чем содержательнее была стёртая надпись. В нашем случае идеальным опытным полем является крымский город Керчь (он же Пантикапей, Боспор, Карх, Корчев, Черкио, Воспро и т. д.), зиждущийся на почти трёхтысячелетнем историческом фундаменте, включая, прежде всего, мощнейший во всём Причерноморье скифо-эллинистический пласт.

Ныне город представляет собой крайне индустриализированное захолустье, проникнутое преимущественно пролетарской («нечего терять, кроме цепей»), отчасти даже люмпенской ментальностью. Последнее яркое напоминание о великолепной Античности — белокаменный Музей Древностей в виде копии афинского храма Тезея, возведённый в начале XIX века на горе Митридат стараниями просвещённых градоначальников, — разрушен центробежной силой забвения (точнее, новыми градоначальниками) всего лишь полвека назад, т. е. в мирное время. Трагический дефицит здесь прослойки творческой интеллигенции — безусловное препятствие для распространения мифологии, опирающейся на культурные реалии, но, с другой стороны, дополнительная гарантия чистоты эксперимента.