Борис Галанов - Илья Ильф и Евгений Петров

В газете, наивно стремившейся воспринимать все события революции «сквозь призму моря», Ильф тоже писал на морские темы. В разрозненном комплекте «Моряка» за 1921— 1922 годы, который мне довелось держать в руках, Ильфу, по всей вероятности, принадлежал репортаж об открытии одесского интерната для детей водников, подписанный одним из его псевдонимов. Это были пока еще скромные журналистские опыты. Однако, сотрудничая в Югроста и в одесских газетах, Ильф приобретал необходимые навыки, которые ему впоследствии очень пригодились в «Гудке», а как писатель — накапливал впрок интересные житейские наблюдения.

В отличие от Ильфа, Евгений Петров-Катаев совсем не помышлял о профессии писателя, журналиста. К литературе его приобщал старший брат, Валентин. В шестнадцать лет Валентин Катаев уже напечатал в одесских газетах несколько стихотворений и, отправляясь путешествовать по редакциям, непременно брал с собой младшего брата, которому тогда гораздо больше нравилось разгуливать по крышам, чем приобщаться к литературе. Много лет спустя Петров вспоминал такие сценки: «Женька, идем в редакцию!». Я ревел. Он водил меня, потому что ему одному идти было страшно».

Ранняя смерть отца круто изменила судьбу Петрова. Окончилось сравнительно благополучное существование. Учитель истории Петр Васильевич Катаев умер, оставив семью без всяких средств [2] Впоследствии отец не раз появлялся в произведениях Валентина Катаева под именем Петра Васильевича Бачея, так что мы хорошо себе представляем этого честного интеллигента, убежденного противника всякой несправедливости. . Евгению Петрову смолоду пришлось начинать самостоятельную жизнь. Он пробовал продавать билеты на литературные вечера, которые устраивали в Одессе Катаев, Багрицкий, Олеша. Но очень скоро выяснилось, что такое занятие совсем не приносит доходов. В 1920 году, едва закончив классическую гимназию, Петров становится районным корреспондентом Украинского телеграфного агентства. Работает он ревностно: разъезжает по волисполкомам и собирает разнообразную информацию, за день успевая побывать чуть ли не во всех концах своего района. Позднее он устраивается на работу в уголовный розыск инспектором. Об этом трехлетии своей жизни Петров ничего не написал. Быть может, в какой-то мере автобиографичен только один из самых ранних его фельетонов — «Гусь и украденные доски», воспроизводящий анекдотический случай с хвастливым следователем Ксаверием Гусем.

Сам Петров в то время, вероятно, походил на юного героя повести «Зеленый фургон», горячего, порывистого и необыкновенно симпатичного начальника уголовного розыска в местечке Севериновка Володю Патрикеева, который в поисках преступников с утра до вечера носился по степным хуторам на серой кобыле Коханочке. Автором повести был талантливый писатель Александр Козачинский, земляк Петрова, его ровесник и товарищ по «Гудку», ненадолго переживший Петрова. Он умер от тяжелой болезни в 1943 году.

В знаменитой на всю редакцию «Гудка» комнате литературных правщиков, куда к концу рабочего дня сходились поболтать и позлословить сотрудники других отделов, Козачинский мог слышать полные живых подробностей рассказы Петрова о беспокойном 1920 годе и сам вспоминал истории, похожие на историю «Зеленого фургона» и знаменитых одесских жуликов Сашки Червеня и Красавчика. Во всяком случае, закрывая последнюю страницу этой маленькой повести, мы яснее представляем себе и юного Евгения Петрова, каким он был за два десятилетия до выхода в свет повести Козачинского (впервые она появилась в альманахе «Год XXII»). Вот он, очень худой и гордый молодой человек восемнадцати лет от роду, с пистолетом за поясом. Как и неутомимый Володя Патрикеев, Петров бесстрашно колесит по самым опасным местам, вылавливая самогонщиков, конокрадов, контрабандистов. Время трудное и суровое. Всего несколько месяцев назад из Одессы ушли белые. Остатки разбитых банд, политические и уголовные головорезы еще терроризируют мирное население. Агент не только занят поимкой преступников. Он сам производит дознание и, так как судебных следователей не хватает, сам ведет следствие. «Я переступал через трупы умерших от голода людей,— записал однажды Петров,— и производил дознания по поводу 17-ти убийств». Дела сразу шли в трибунал, выносивший свой скорый приговор: «Именем революции...» Революция спешила помочь трудящимся сбросить с себя, после ига петлюровщины и деникинщины, последнее иго — бандитизм.