Владимир Белинский - Страна Моксель

Глупость в государственном масштабе? Нонсенс!

Ан, нет! Оказалось, в Москве все было продумано до мелочей. Об этом мне поведали в Союзном Госплане во времена перестройки. Русский руководящий человек был откровенен до цинизма. Возможно, и от временной моды, когда считалось естественным поразить «великими мыслями» любого приехавшего в Москву.

Он сказал примерно следующее:

— Партия поставила задачу создать единый советский народ, и Госплан обязан был осуществить задачу. Что в этом непонятного? Народы должны ассимилироваться в единый советский народ, для чего необходимо образованных людей изымать из одной республики и направлять в другую, где недостает — добавлять из России.

— Получается, что советский народ произойдет от обрусения инородцев. Но подобное чревато последствиями для самого русского народа, — возразил я.

— Чепуха! — Отрезал госплановец. — Нации, как таковые, — отомрут. И очень скоро. Посмотрите на Соединенные Штаты, и вам все станет понятным.

Он был убежден в правильности политики обрусения. Сомнения его не мучили.

Во мне давно накапливался протест против подобной политики. Однако тот разговор стал каплей, переполнившей чашу терпения.

Я стал искать корни явления. И чем дальше углублялся в изучение вопроса, тем больше понимал, что сия политика коммунистов — всего лишь продолжение давней имперской.

В 1989 году в Москве, на Арбате, впервые увидел людей, просивших разрешения у Московской власти на восстановление греко-католической церкви. Был свидетелем, как Советская власть грубо, при помощи ОМОНА и дубинок, разгоняла женщин, детей и стариков всего лишь за попытку высказать свою просьбу. Видел священника Русской Православной церкви, смотревшего с удовольствием на избиение несчастных людей. Он был в восторге от погрома. Хотя все, стоявшие рядом, возмутились действиями чернорубашечников.

В ту московскую осень я отчетливо осознал величайшую подлость не только Советской власти, но и московских церковных владык, без зазрения совести присвоивших себе имущество другой церкви и поправших саму суть религии: не посягать на чужое.

Вскоре нашел своему возмущению поддержку в дневниках бывшего профессора Русской духовной Академии В. О. Ключевского: «На Западе церковь без Бога, в России Бог без церкви».

Вдумайся, читатель: эти слова сказал русский человек, читавший лекции в духовной Академии.

Однако гонение на все независимое, на все необрусевшее началось не сегодня и не вчера, а стало государственной политической сутью Московии многие сотни лет назад. Оно вошло в кровь великоросса-державника и всегда было особенно заметно на бытовом уровне.

Можно приводить сотни примеров шовинистического поведения русских людей, которые даже не обращали внимания на свои слова и свои действия. Они считали их правомерными и неоспоримыми.

Приведу несколько простейших примеров.

В 1954 году, в Днепропетровском транспортном институте, мне было заявлено преподавателем математики, естественно, русским человеком, без зазрения совести:

— У нас лекции читаются на русском языке. Поэтому извольте отвечать на нем. Ваш украинский язык, возможно, был хорош в деревне, но здесь, в вузе, он неуместен.

И я, молодой парень, пожелавший получить на своей Родине образование, стал коверкать ответ на русском языке. Притом, у вполне образованного русского человека даже не возникло сомнения, что в Украине студент-украинец имеет право обходиться родным языком. Сам преподаватель не пожелал изучить украинский язык, хотя всю жизнь прожил на украинской земле.

Значительно позже, в городе Караганде, куда меня направили после окончания института, и где мне пришлось работать многие годы, произошел не менее запомнившийся случай.

В начале шестидесятых годов во дворце горняков Караганды существовал самодеятельный украинский драматический театр. Руководил театром преподаватель горного техникума Ярослав Петрович. Вполне естественно, что вокруг этого человека группировалось много молодых ребят и девушек, выходцев с Украины.

В самодеятельности в те годы принимал участие и я, даже исполнял ведущую роль Миколы Задорожного в пьесе Ивана Франка «Украденное счастье».

Как-то во время репетиции ко мне подошел молодой незнакомый человек 30 лет и, вежливо, то ли говорит, то ли спрашивает:

— Здесь собирается много украинцев, среди них могут происходить ненужные разговоры. Что вы по этому поводу думаете?