Константин Трунин - Деградация морали Запада

Молодость превратилась в эфемерность — лови её остатки. Она ускользнула и восполнить забытые пробелы становится всё труднее. Патрик Модиано честно старается, прилагает усилия, старательно расписывает ряд эпизодов, будто это поможет. Вместо этого получаются только хождения главного героя по городу: ночь, улица, бар, полиция; он старается восстановить утраченную информацию — у него никак не получается. Лица слились, слились и имена, как слились обстоятельства и слился Париж. Былое упомнить трудно — нужно прилагать усилия.

Помимо молодости эфемерны и все события, связанные с воспоминаниями. Иногда кажется, якобы и не было ничего ранее, ты родился сегодня, проснувшись. Патрик Модиано видит прошлое таким, каким ему требуется. Если главному герою нужно добиться ответа на поставленный вопрос, то он будет этим заниматься на протяжении всего действия. Начав со смутных представлений, ими же он и заканчивает изыскания, оставив читателя с ощущением недосказанности. Модиано погрузился и через полторы сотни страниц всплыл, взбудоражив течение всплеском: словно приснилось, растаяв бесследно.

Модиано продолжает вспоминать, не позволяя лишнего. Его повествование выдержано в суровых рамках самодисциплины, утраченной современными писателями. Патрик не нисходит до скабрезностей и пошлостей, скорее являясь лириком. Ему важнее не детальное описание человеческих потребностей, а примерный образ объектов. Под его пером Париж окутан загадочностью, действующие лица подобны невидимкам, главный герой напоминает скромного пришельца из будущего. Удручает внутреннее социальное напряжение в мыслях и поступках — некогда люди жили другими проблемами, такими же важными для них, как ныне затруднения другого плана.

После прочтения «Ночной травы» у читателя так и не сложится окончательного мнения: слишком короткое произведение, не хватает определяющих событий. Автор старается о чём-то рассказывать, делая это без особого интереса. Его Париж не поражает воображение, а жизнь общества укладывается в рамки должного так быть. Нет притягательного описания происходящего, не чувствуется аромат посещаемых главным героем мест. Читателю остаётся обозревать сцены через мутное стекло, угадывая по силуэтам мрачную составляющую чуждого ему антуража.

Пусть сказанное выше останется частным мнение одного человека, приятно удивлённого существованием французского писателя, что не ставит действие выше действительности. Модиано пользуется прошлым, не изменяя его и не внося ничего лишнего. Домысливать остаётся уже читателю, лишённому авторского варианта когда-то происходившего. Парадокс в том и заключается, что именно читатель додумывает за писателя. Модиано вкратце обозначил декорации, а дальше история сложится без его участия. Получился пассивный интеррактив — из ничего сформировалась модель новой реальности с элементами фантазий Модиано.

Осталось выяснить, согласится ли читатель на подобные условия общения с автором. Уловить нужную грань ему будет крайне трудно. Он обязательно сделает собственные выводы. И никогда не сойдётся во мнениях с прочими читателями.

Может ли писатель достоверно отразить страдания людей, имея о них лишь поверхностные представления? Есть высокая степень вероятности, что может, если не будет при этом вдаваться в конкретику, а предпочтёт наполнять туманом происходящее на страницах. Примерно в такой манере ведёт повествование Филипп Клодель. Главный герой его произведения эфемерен — он представляет собой собирательное понятие, не являясь никем конкретно и ни с чем не соотносясь. Он жертва бесчеловечного к нему отношения — заключения в подобие концентрационного лагеря. Автору требовалось пропустить чужое горе через себя, чем он и занимается на протяжении всего произведения.

Рассказов о буднях Второй Мировой войны читателю хватает, очевидцы тех дней оставили огромное количество воспоминаний и связанной с ними беллетристики. Последующие поколения считают, будто осталось свободное пространство, которое необходимо заполнить уже их домыслами о прошлом, чтобы создать впечатление иного восприятия ушедших событий. Филипп Клодель взялся иносказательно рассказать в завуалированном антураже о некогда происходивших событиях, чьё повторение возможно в будущем и даже в настоящем. Существенной роли временная ориентация не имеет — главное принять за должное положение главного героя произведения.