Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Впрочем, к нашей конференции готовились не только мы, но и ФСБ. Еще за год до этого, после того, как меня не удалось очередной раз уговорить найти в правительстве Путина «истинное понимание» (на конференции о Международном уголовном суде) и не удалось купить проектом о возвращении владельцам конфискованных картин из музеев, по-видимому, было решено по привычной им уголовной методе «не хочешь по хорошему, попробуем по плохому» и на наш офис открыто, среди белого дня был произведен налет.

Сперва десяток омоновцев в масках, с помповыми ружьями в руках пытались выломать входную (но железную) дверь в квартиру. Потом их кто-то надоумил и они выломали кухонную дверь, которая тоже была дубовой, но они очень старались.

Ворвались в офис, положили всех на пол (в том числе случайно пришедшего к маме одиннадцатилетнего сына нашего бухгалтера), к этому времени подъехали и журналисты и ворвавшийся бойцы никак не могли объяснить, почему они здесь оказались и чего хотят. Даже документы никакие (хотя бы для виду) не забрали, даже не придумали, кого они здесь ищут. Так и убрались, оставив выломанной дверь, а мне полгода милиция и прокуратура отвечали, что не могут установить, кто и зачем к нам вломился.

Дней за пять или шесть до конференции мы обнаружили, что в железной двери возле замка появились две просверленные дырки. Решили, что нужно дежурить в офисе и по ночам. Это, конечно, тоже было ФСБ замечено и учтено. Но восемнадцатого ноября вызвавшийся дежурить наш компьюторщик Всеволод Шидловский на дежурство опоздал, пришел только в одиннадцать часов вечера и, как выяснилось, опоздал «совершить преступление». Когда он пришел, у подъезда уже стояли четыре милицейские машины, дверь в офис еще не была выломана и Всеволод ее открыл сам. В некоторой растерянности милиционеры объяснили, что их якобы час назад вызвали соседи, возмущенные тем, что из наших окон бросали петарды и нарушали общественный порядок. Эти уверенные в себе свидетели стояли тут же. Но было очевидно, что в офисе никого нет, а хулиган Шидловский к месту своего преступления попросту опоздал. Думаю, что это была неудавшаяся попытка арестовать его, а потом меня шантажировать (проведете конференцию — дадим вашему сотруднику года три за хулиганство, откажетесь — выпустим).

Но возникало одновременно и множество других проблем в последние недели перед конференцией. Секретарь фонда внезапно исчезла, прихватив с собой все записи о входящих и исходящих телефонных звонках. Сменивший ее секретарь явно провоцировал скандалы в офисе и предлагал сотрудникам наркотики. На должность юриста фонда пытался устроиться майор контрразведки даже не уволившийся с предыдущего места службы. За это же время исчез ряд документов из архива фонда, в первую очередь связанных с жалобами на спецслужбы. И уж, конечно, происходила «работа» с намеченными нами выступающими на конференции. Но это было подведение итогов не только «Гласности», но и России и конференция, хотя, конечно, и была ослаблена усилиями КГБ, но все-таки оказалась блестящей по своему составу и по прозвучавшим на ней докладам.

Только Калманович, как и полагается советскому шпиону и сотруднику ГРУ прямо меня обманул и уже в день конференции объявил, что не придет. Александр Яковлев попал в больницу с воспалением легких, а его доклад, который он хотел передать хотя бы для сборника, таинственно исчез из его компьютера. Сатаров, в прошлом помощник Ельцина, обсуждавший план конференции со мной, почему-то в присутствии двух других помощников президента: Краснова и Батурина очень настороженно отнесся ко многим моим соображениям, но прислал для выступления своего помощника В.Л. Римского с очень дельным докладом о коррупции. Гозман мне сразу же откровенно сказал, что «он человек Чубайса» и поэтому выступать не может, под каким-то предлогом отказались и такие разные люди, как экономист Владимир Мау и публицист Виктор Шендерович. Андрея Бабицкого для рассказа о Чечне КГБ просто не впустил в Москву (он работал на радио «Свобода» в Праге), Алексей Симонов так опоздал на конференцию, что сорвал круглый стол о свободе печати и Валентину Оскоцкому (второму содокладчику) пришлось выступать буквально с тезисами на пленарном заседании. Еще и Ковалева не было в Москве и вместо него выступал Лев Левинсон, что, прямо скажем, было не хуже. И все же я был очень доволен конференцией, которая, конечно, не в общественно-политическом (людей в большом зале «Геликон-оперы» впервые было немного — и это тоже была работа КГБ) своем значении и даже не в общественном сознании (почти никто тогда не хотел понимать то, что было сказано), но в своем содержательном уровне была одной из лучших и самых значительных из всего, что сделал фонд «Гласность».