Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Но выступавший после меня академик Яблоков сказал:

— Я с ужасом слушал выступление Сергея Ивановича.

И дальше говорил о том, что у них (впрочем, он не сказал «у них») удалось отбить — с помощью мощного европейского вмешательства — капитана Никитина и, может быть, еще кого-то удастся спасти. Впрочем, доклады Сергея Ковалева о принимаемых Думой законах, и Александра Яковлева, которому осталось только публиковать документы из советской истории не были столь оптимистичны. Александр Николаевич говорил о том, что вновь делается все, чтобы скрыть правду о преступлениях совершенных ЧК и советским руководством, скрыть или уничтожить еще существующие документы. О том же говорил и историк Никита Петров из «Мемориала», а потом еще несколько сотрудников региональных его отделений, которые, как и в Москве, серьезно занимались историей советских репрессий, уничтожением народов России. Это был единственный случай широкомасштабного сотрудничества «Гласности» с «Мемориалом» (бывало, впрочем изредка и единство в отношении к войнам в Чечне) и при всей бесспорной значительности их работы, их трусливо-предательское отношение к демократическому движению в России, да еще именно в то время, когда еще была надежда хоть какие-то демократические институты и завоевания сохранить, для меня оставалось основным в отношении к этой так замечательно уцелевшей и процветающей (на фоне убийства десятков тысяч людей) правозащитной организации.

Кроме борьбы русских экологов за выживание и попыток хоть что-то обнародовать из советской истории, важной темой конференции стала тема о наркотиках и спецслужбах. Несколько академичный, но поразительный в своей полноте доклад о том, какие наркотические вещества применяются спецслужбами прочел полковник Лекарев. Его рассказ о наркотических веществах, изменяющих сознание, взгляды человека, делающих его легко внушаемым, напомнили мне два случая в политической жизни девяностого года, когда один из наиболее антикоммунистически настроенных депутатов Верховного Совета, тяжеловес чемпион мира Юрий Власов после нападения на него и каких-то уколов вдруг совершенно переменил свои взгляды и стал советским державником. Подобная метаморфоза произошла и со всем нам хорошо известным и любимым диссидентом Степаном Хмарой. После ареста на несколько месяцев в Киеве он вдруг стал отчаянным антисемитом, порвал с демократическим движением «Рух», одним из основателей которого он являлся и примкнул к полуфашистским националистическим организациям на Украине. Распыление отравляющих веществ в форме аэрозолей мной было описано в выступлении на пятой конференции в воспоминании о соседе по камере в Чистопольской тюрьме Володе Балахонове, который после месячного пребывания в отдельной палате института им. Сербского, внезапно начинал жаловаться на головные боли и кричал: «Газы, газы», показывая на угол камеры, из которого они якобы исходили.

Из доклада журналиста Максима Гликина стало ясно, почему Татьяна Георгиевна Кузнецова не смогла спасти своего подзащитного, двадцатилетнего мальчишку, который убил людей, четырежды — раз за разом, при том, что он делал все, чтобы вылечиться от наркомании — вновь сажали его на иглу. Выяснилось, что подразделение МВД по борьбе с наркотиками сперва выходя на мелких, потом все более крупных наркоторговцев, вышло и на их центрального наркобарона. Все оказались сотрудниками ФСБ. Искалеченному мальчишке, которого защищала Кузнецова, мстили — дали двадцать лет, за то, что он убил их сотрудников — средней руки наркодилеров. И всем объяснили на будущее — наркоторговцев трогать нельзя.

В 2000 году конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» оставались актуальны, как и издание нами бюллетени «Государственная безопасность и демократия».

КГБ, как мы и предсказывали десять лет назад, и практически в одиночку пытались этому сопротивляться открыто пришел к власти в России. Оставалось только понять, как происходил захват власти в стране советскими спецслужбами и к чему это в результате приводит. В конце ноября двухтысячного года мы с невероятным трудом провели новую конференцию. Проводить ее пришлось в микроскопическом зальчике музея Сахарова — Самодуров, понимая реакцию Елены Георгиевны, не посмел мне отказать, хотя ему явно этого очень хотелось и воспользовавшись правом хозяина что-то совершенно неприличное лгал перед ее началом.

Впрочем за год до этого как раз музей Сахарова оказался тем единственным в Москве местом, где я проводил пресс-конференцию Марины Салье и Владимира Иванидзе о финансовых аферах Путина в Петербурге. В результате одной из них редкоземельный элемент скандий был получен по специальному именному распоряжению Гайдара, якобы для поддержки голодающего населения Петербурга (это недавно обнаружил Андрей Илларионов, Владимир Путин — был очень мелким для Гайдара чиновником и совершенно неясно откуда вице-премьер вообще знал его фамилию). Зато скандий этим человеком, сделавшим столь блестящую карьеру, продавался им при международной цене 12–13 тысяч долларов по сорок пять дойчемарок, да и на эти деньги продукты питания в Санкт-Петербург не поступили. Марина Евгеньевна еще наивно надеялась, что обнародование этих документов может помешать избранию Путина. Но никто не соглашался проводить ее пресс-конференцию, да и журналисты (свободной России), если и пришли на нее, то никто ничего не опубликовал. Подготовил статью только Владимир Иванидзе, выступавший на пресс-конференции, материалы которого были еще обширнее, чем у Салье, но и его статья была снята в газете «Ведомости». Владимир был уволен, а пришедшие в газету сотрудники ФСБ, по его словам, поражались — «откуда вы все это взяли, ведь мы все документы уничтожили». Впрочем Марина Салье скопировала свои материалы еще в начале девяностых годов.