Виктор Черкашин - В поисках агента. Записки офицера КГБ

Я порекомендовал Сергею несколько усилить для окружения его желание заработать лишние деньги и, уж если дело дойдет до этого, нещадно торговаться по суммам, которые ему будут предлагать. Сообразительный инженер заставил меня еще раз повторить эту часть моих инструкций.

— Я хочу быть абсолютно уверен, что я Вас правильно понял, — недоверчиво сказал он. — Вы хотите, чтобы я установил контакт с ЦРУ? Вы хотите, чтобы я стал их агентом, так?

— Этим Вы очень поможете Советскому Союзу, — ответил я. — Мы будем Вам за это очень признательны.

— Хорошо, я согласен.

Спустя два месяца Сергей вернулся в Дели, чтобы встретиться с человеком, которого ему рекомендовал его индийский приятель-переводчик.

После нескольких проведенных с Сергеем встреч американец признался ему, что является сотрудником ЦРУ, и хотел бы, чтобы Сергей работал на Соединенные Штаты и после своего возвращения в СССР. Сергей дал свое согласие и вскоре стал работать как агент-двойник. Через него мы передавали американцам внешне правдоподобную, но ложную информацию, надеясь, что в конечном итоге они без какой-либо пользы для себя потратят много времени на ее перепроверку. В этом была суть данной операции.

Использование агентов-двойников часто предоставляет исключительную возможность заглянуть «на кухню» противника, чтобы узнать рецепты его методов по сбору разведывательной информации и механизм принятия решений. Я тщательно анализировал получаемые от Сергея отчеты, чтобы понять, как с ним работают американцы. Так я смог собрать установочные данные на сотрудника ЦРУ, который с ним работал, а также получил представление о характере сведений, которые интересовали Управление.

Советская разведка достаточно широко использовала в своей работе агентов-двойников, то же самое делали и американцы.

Вообще-то такая практика нередко приводила ко всякого рода осложнениям, поскольку в результате «чистая» структура разведорганов «засорялась» агентами-двойниками и даже тройниками. Но это было в определенном смысле неизбежно, ибо вербовка и работа с агентурой является сутью и основной целью разведчика-профессионала. Заставить противника верить, что агент, с которым он работает, — «bona fide» (настоящий), а дезинформация, которую он от этого агента получает, соответствует действительности, приносит настоящее удовлетворение. Тем не менее, «двойники» — это, как говорится, «палка о двух концах», и понимание этого всегда довлеет при принятии решения о вербовке агента, который считается настоящим.

Необходимость получения разведывательной информации заставляла идти на риск, и, когда годами позже Эймс и Хансен вышли в Вашингтоне с предложением о сотрудничестве, вначале мы их подозревали как агентов-двойников, а в итоге они оказались самыми ценными источниками информации советской разведки. Боязнь «двойников» заставляла как КГБ, так и ЦРУ отказываться от предложений «инициативщиков» и «добровольцев». Адольф Толкачев, бывший крупный советский ученый, который в 80-х годах был одним из самых ценных агентов США, предпринял более шести неудачных попыток подхода к американцам в Москве, прежде чем они пошли на контакт с ним. Даже после того, как противник завербовал нашего агента-двойника, всегда остается вероятность, что он раскроет ведущуюся с ним оперативную игру и его снова перевербуют, используя уже против нас в качестве агента-«тройника».

Царившая в ЦРУ паранойя относительно агентов-двойников достигла своего апогея в 50-60-е годы в бытность Дж. Энглтона, шефа контрразведки Управления, который был убежден, что ЦРУ просто напичкано советскими шпионами. Запустив в Управлении операцию под кодовым названием «Honetal» по поиску внедренных «кротов», он свел почти на нет усилия ЦРУ по вербовке и работе с агентами. Его природная подозрительность переросла в маниакальную, когда изменник, бывший сотрудник КГБ Анатолий Голицин, в 1961 году рассказал Эиглтону, что все перебежчики, которые последуют за ним, на самом деле будут подставами КГБ. Это утверждение предатель сделал для придания своей персоне большей значимости, поскольку он рассказал американцам все, что знал, и понимал, что он после этого им не нужен. Тем не менее, Энглтон проглотил и это.

Когда три года спустя сбежал Юрий Носенко (что было причиной моего отзыва из Австралии), Энглтон уже не сомневался, что тот является агентом-двойником. Ирония судьбы заключалась в том, что Носенко был настоящим, а не фальшивым изменником Родины, который уже успел рассказать ЦРУ, что Советский Союз не имел никакого отношения ни к убийству президента Дж. Кеннеди, ни к его предполагаемому убийце Ли Освальду. И тем не менее, по настоянию Энглтона Носенко без предъявления ему каких-либо обвинений около трех лет содержался в строгих тюремных условиях, где его кормили разбавленным водой супом, кашей и теплой жидкостью, похожей на чай. Затем он был переведен в крошечную камеру на «Ферме» — учебном центре ЦРУ около Вильямсбурга, в штате Вирджиния. Носенко сидел в полной изоляции, лишенный каких-либо новостей из внешнего мира. В камере все время горел свет, не позволявший ему ориентироваться во времени суток. Помимо этого, его накачивали психотропными препаратами. Носенко периодически подвергался жестким допросам с использованием «детектора лжи»; однажды он просидел привязанный к креслу в течение семи часов при включенной технике.